Мой неистовый стояк отдавал свои приказы и, по глупости, я его слушался. Мои пальцы расстегивали пуговицы на ее блузке, и как только я закончил с последней, то отодвинул ткань, рассматривая свой приз. Белинда смотрела на меня широко распахнутыми глазами, когда я наклонился и грубо поцеловал ее в губы, мои руки скользнули по ее животу, вдоль ребер, и нежно сжали ее грудь.
Но этого было недостаточно. Прижавшись к ее губам сильнее, я расстегнул ее бюстгальтер, освободив ее красивую грудь с дерзкими, возбужденными розовыми сосками. Я отстранился, чтобы посмотреть на нее. Мягкий румянец на ее щеках, глаза нервно бегают, и это делало меня еще тверже. Мои руки вернулись назад к ее груди, и я сжал ее немного, прежде чем провести большими пальцами по упругим соскам.
Господи, я был фанатом сисек. У Белинды они были небольшими, но ее грудь была такой чувствительной и безумно отзывчивой.
Из меня вырвалось рычание, когда мой рот опустился на ее грудь и своими губами я взял в плен ее сладкий розовый сосок. Я сосал и покусывал его, пока Белинда задыхалась от возбуждения, всё еще одетая в свою юбку и туфли на высоких каблуках. Я быстро разобрался с этим, расстегнул ее обтягивающую коричневую юбку. Ее трусики присоединились к юбке на полу, вместе с лифчиком и блузкой.
Высокие каблуки остались на ней, так же как и шелковые чулки.
Белинда взобралась на середину кровати, пока я начал раздеваться. Я делал это медленно, расстегивая пуговицы на своей рубашке, позволяя ей скользить по моим плечам и упасть на ковер. Джинсы и боксеры стянул одним рывком, и вот я был голым, открытым и чертовски возбужденным.
Задыхаясь от предвкушения, я забрался на кровать к Белинде, оставляя на ее губах нежные поцелуи.
— Я собираюсь лакомиться тобой, пока ты не закричишь... Майя.
Она закатила глаза на мое прямолинейное заявление, и это свело меня с ума. Я развел ее ноги, опустил лицо и начал поглощать ее так, будто был Винни-Пухом, а ее киска — горшочек самого сладкого меда. Она кончила мне прямо в рот, затем еще раз, даже сильнее, чем в прошлый, но это меня ни грамма не успокоило. На самом деле, это только еще больше завело. Я был будто на пожаре, сгорая заживо изнутри.
Я уже почти воспламенился, ну, по крайней мере, мой возбужденный, твердый член мне так говорил.
У Белинды затуманилось сознание, и я устроился у нее между ног, осторожно пододвинулся и нежно вошел в ее скользкую киску. Поначалу я медленно двигался, и как и думал, вскоре она запустила в меня свои коготки, и проговорила задыхаясь:
— Жестче. Черт побери, жестче!