Отставив пустую рюмку, Еремей откинулся в кресле. К еде он почти не притрагивался, и через несколько минут на его щеках вместо морозного румянца проступил румянец от коньяка. Еремей чуть размяк, улыбка его слегка поплыла, смазалась, лицо потеряло жесткость, словно пополнело, да и сам Еремей теперь казался отяжелевшим.
— Вот так и живем, — проговорил он. — Живем, хлеб жуем… Послушай, а чем ты занимаешься, на какие шиши живешь?
— Шиши, они и есть шиши.
— Это верно! — охотно рассмеялся Еремей. — Это верно, — повторил он и положил руку жене на колено. Красивое, между прочим, колено. Потому и положил. Потому оно и открытым оказалось, если уж откровенно. — Старик, — сказал Еремей, — как ты объяснишь, что никто из вас так и не выбился в люди? — Он спросил это легко, беззаботно, простодушно, как бы продолжая разговор. Но по его напряженному взгляду, дрогнувшей руке с бутылкой можно было понять: вот оно — главное.
— Так никто ничего не добился? — удивленно спросила Людмила.
— А ведь способные были ребята, — проговорил Еремей раздумчиво, как бы перебирая мысленно фотографии ребят. Он взял вилку, долго кружил ею над столом, наконец вилка ринулась вниз, ухватила какую-то дичь и понесла ко рту Еремея. — Сколько запалов, планов… Неужели за этим ничего не было, кроме задора молодости, а, Коля?
— Выходит, сошли ребята с дистанции? — спросила Людмила, но уж как-то очень кстати она опять подхватила слова мужа.
— Сошли, старуха, — горько сказал Еремей. — Сошли. Кое-кто еще держится, цепляется, бодрится…
— Но Коля вот не сошел! — подмигнула мне Людмила.
— И Коля сошел, — обронил Еремей негромко, будто про себя.
— Не надо, Еремей, — сказал я. — Не надо.
— Почему? — живо спросил он. — Ты обиделся? — Он улыбнулся широко, неуязвимо. Удар нанесен, теперь он может облегченно вздохнуть и смахнуть пот со лба.
— При чем тут обида?.. Скажи, чем ты займешься, когда я уйду?
— Чем займусь? Телевизор включу… Между прочим, очень удачный экземпляр попался, цвет отличный! Хочешь посмотреть?
— Вот видишь, Еремей…
— Что видишь? Ты о чем?
— Ты первым сошел с дистанции, Еремей. Первым.
— Он сошел?! — ужаснулась Людмила. — Да у него аппетиту на троих!
— Очень может быть. Но с дистанции он сошел так рано, что я иногда думаю — да выходил ли он на старт? Еремей, ты всегда стоял в толпе зрителей. Не тебе судить ребят. Не тебе.
— Хорошо, — медленно протянул Еремей с таким выражением, будто его вынуждают говорить не очень приятные вещи. — Хорошо. Ты вот тогда прямо с набережной на Сахалин улетел. Было? Было. Не будем уточнять, что тебя заставило. Пусть останется глубокой тайною.