— Кто-кто… Жорка, кто же еще!
— Запишем, пока не забыли. — Фартусов тут же составил документ, из которого следовало, что соучастником преступления был Георгий Мастаков. Присутствующие жители микрорайона подписали протокол в качестве понятых.
После этого Фартусов осмотрел толпу и, выхватив острым взглядом Жорку, поманил его пальцем. Тому ничего не оставалось, как выйти вперед. Его смугловатое лицо было бледным, глаза пылали решимостью бороться за жизнь до конца.
— Георгий, по установленным данным, прошлой ночью вместе с Иваном Жаворонковым ты украл ящик вина из киоска, который…
— Подумаешь, ящик вина! — непочтительно перебил Жорка. — Нашли о чем беспокоиться! Пропадете вы все без этого вонючего портвейна!
— Куда ящик делся?
— В подвал отнесли. — Жорка как-то сумел отвернуться и от Фартусова, и от ящика, и от толпы.
— Ночью? В подвал? Он же запирается!
— В окно… Там слуховые окна вокруг всего дома.
— Понятно. Следственный эксперимент продолжается. Прошу, граждане взломщики, берите ящик.
Поколебавшись, Ванька и Жорка взяли ящик с двух сторон, поднатужились и поволокли к дому. У слухового окна они поставили его на землю и оглянулись на Фартусова: что, дескать, дальше?
— Продолжайте, — сказал участковый. — Заталкивайте.
Сколько ни пытались малолетние взломщики просунуть ящик в квадратную дырку, он не проходил. Убедившись в бесполезности затеи, Жорка и Ванька опустили ящик и опустили головы.
— Слушаю вас внимательно, — сказал Фартусов.
— Ящик, наверно, был другой, — предположил Ванька.
— Других ящиков в киоске не было. Как дальше жить будем? Георгий Мастаков, слушаю тебя. Иван Жаворонков, ты не хочешь уточнить свои показания?
Нет, ничего больше установить Фартусову не удалось. Юные взломщики словно дошли до какого-то предела, за которым уже не властны были что-либо говорить. Но когда на следующий день следователь Ушаткин ознакомил ребят с показаниями словоохотливой старушки, им пришлось признать, что в краже участвовал и третий человек, имевший ключ от подвала. Более того, Жорка Мастаков вполне официально заявил, что пошел на это грязное дело только в знак протеста против недостойного поведения Мастакова Петра Григорьевича, который доводится ему родным отцом. Дергая носом, Жорка пояснил, что не было в его действиях ни отрицания нравственных ценностей, ни корысти, ни жажды прославиться, ничего не было, кроме вышеупомянутого протеста. И так посмотрел на следователя Ушаткина своими маленькими несчастными глазами, что тому стало ясно — обвиняемый говорит правду.
— Как же это, — проговорил присутствовавший при этом почти трезвый Мастаков-старший, — Жора?.. Неужели ты мог подумать?.. Неужели нельзя было как-то иначе?..