Дальнейшая жизнь Аюшина потеряла для него всякую привлекательность. Он опасался телефонных звонков, боялся поднять трубку, чтобы не услышать Балмасова или Плаксина, охотно ездил в самые никудышные командировки, старался задержаться подольше, в то же время прекрасно понимая, что при желании с ним свяжутся за одну минуту. Бумажку с телефонами он спустил в унитаз, но, как выяснилось, мог этого и не делать — цифры, написанные фиолетовыми чернилами, навсегда, как татуировка, втравились в его память. Аюшин стал плохо писать, исчезла легкость — его очерки приобрели назидательность. Аюшин покидал самые соблазнительные компании, едва начинался интересный разговор, выходил из кабинета, стоило кому-нибудь начать рассказывать анекдот.
Но проходил день за днем, его никто не тревожил, и Аюшин постепенно забывал о своем посещении лилового дома. Его отпустило ощущение зависимости, и он написал несколько фельетонов, где его язвительность достигла почти прежнего уровня. Однако он понимал, что все так просто кончиться не может, и готовился к будущему разговору. И вот однажды, когда, потеряв всякую бдительность, он сидел откинувшись в кресле и сочинял название к совершенно безответственному фельетону, перед его глазами возникла покачивающаяся телефонная трубка.
— Тебя, — сказала юная авторша.
— Да! — беззаботно крикнул Аюшин. — Слушаю!
— Здравствуйте, Юрий Николаевич! Плаксин звонит.
— Рад вас слышать! — ответил Аюшин, чувствуя, как сердечко его дернулось в тесноте грудной клетки. — Как поживаете? Как ваши успехи?
— Спасибо, ничего. Забыли вы нас, Юрий Николаевич… нехорошо.
— Что вы, что вы! Забыть вас невозможно! Я помню о вас постоянно! Но вот беда — все нет повода встретиться!
— Вы бы заглянули, Юрий Николаевич… А повод найдется. — По тону Плаксина можно было догадаться, что тот в кабинете не один. Видимо, Балмасов сидел рядом. — Слухи до нас дошли, что с анекдотами вы завязали… Правильно, конечно, но жизнь стала скучнее, а?
— Почему же, есть анекдоты, сколько угодно…
— Юрий Николаевич, — раздался в трубке голос Балмасова, — надо встретиться. Завтра, например. Часа в три. Договорились?
— Боюсь, не смогу.
— Если я правильно понял, не сможете и послезавтра?
— Похоже на то.
— Рискуете, Юрий Николаевич…
— Что делать… Такова жизнь.
— Жаль, очень жаль, — отечески проговорил Балмасов и положил трубку.
Некоторое время Аюшин сидел неподвижно, подперев щеку и глядя в окно. Потом замедленно, вроде через силу, открыл тумбочку, достал бутылку красного вина, приготовленного на вечер, не торопясь открыл ее под остановившимися взглядами нескольких человек, налил полный стакан и все с той же замедленностью выпил.