Как много в этом звуке… (Пронин) - страница 269

— Алло? — В этом голосе было примерно равное количество настороженности и любопытства.

— Здравствуйте, — сказал Геннадий Георгиевич. — Это я, ваш обменщик. Узнаете?

— Как же, как же… Очень приятно, — зачастил голос. Теперь в нем оставалась только настороженность. — Надеюсь, у вас все в порядке, надеюсь, вы живы и здоровы?

— Пока жив, почти здоров… Вы понимаете, о чем я говорю?

— Как же, как же… — и ответил, и не ответил собеседник.

— Никак вот не мог с вами связаться…

— Знаете, я в отпуске был, отдыхал, в себя приходил…

— После чего в себя приходили? — жестко спросил Геннадий Георгиевич.

— Ну как же, переезд, хлопоты, мебель, узлы…

— У меня к вам вопрос… Как понимать… Квартира ваша новая, по нынешним стандартам, потолки два с половиной метра, двери, конечно, картонные, пустотелые… Кроме одной. Входной. Той, которая с площадки. Где вы ее взяли?

— Знаете, я ничего в той квартире не делал. Я ведь тоже поменялся… Прожил в ней совсем недолго… Как только въехал, и сразу же… Ну, вскоре…

— На третий день? — подсказал Геннадий Георгиевич.

— На четвертый, — поправил собеседник. — На четвертый день мы с женой переселились на дачу.

— А где вы побывали на четвертый день? После чего вы съехали с квартиры? Ну, мы же знаем, о чем говорим. Где вы были?

— На Луне, — тихо ответил человек.

— Долго?

— Как обычно… До конца рабочего дня. А вы?

Не отвечая, Геннадий Георгиевич положил трубку. На кухне все еще всхлипывала жена, из крана бежала вода, под ногами путался и орал голодный кот. Геннадий Георгиевич взял приготовленный с вечера портфель, накинул пиджак, подошел к окну. Оглянувшись, убедился, что никто за ним не наблюдает. Откинул шпингалет, осторожно надавил на раму. Она открылась почти бесшумно — Геннадий Георгиевич еще несколько дней назад смазал петли подсолнечным маслом. Дальше пошло проще — он отодвинул штору, открыл вторую половинку окна и выглянул. Во Дворе никого не было. Примерившись, он бросил портфель вниз, стараясь попасть на чахлую клумбу. Не колеблясь больше, взобрался обеими ногами на подоконник, потом сел на него, свесив ноги наружу, посмотрел вниз. Геннадий Георгиевич прыгал из этого окна не то седьмой, не то девятый раз и уже начинал привыкать. Еще раз обернувшись, чтобы посмотреть, не забыл ли чего, он увидел жену. Соня стояла в дверях, и ее мокрые от слез глаза были полны ужаса.

— Гена… — тихо проговорила она. — Гена… Что с тобой? Куда ты? Зачем? Ты решил покончить с собой? Из-за нее… Из-за этой тигрицы?

— Да какая, к черту, тигрица! — в сердцах сказал Геннадий Георгиевич. — Портфель выронил… Как бы не взял кто…