Так мне казалось.
Глупый был, наивный.
В то время для очистки самогона я пользовался марганцем. В этом способе есть некоторые недостатки, но это другой разговор, уже для профессионалов. Так вот, для очистки у меня есть маленькая серебряная ложечка, не для чего другого я ее не использую, это было бы кощунством. Набрав ложечку порошка, я всыпал его в банку. Жидкость тут же приобрела малиново-свекольный цвет. К утру он потускнеет, сделается глухо-коричневым, а потом, поглотив сивушные масла, марганец осядет на дно черным маслянистым слоем.
К вечеру следующего дня я отцедил осадок и получил напиток еще более прозрачный, но уже без самогонного запаха, который, между прочим, многим нравится.
Теперь предстояло главное, ради чего я все и затеял, — высыпал в бутыль распустившиеся к тому времени цветы багульника и его окрепшие листья. Потом, ладонями истерев в пыль высохший папоротник, я и этот бурый порошок высыпал в банку.
Как и у каждого настоящего мастера, были у меня еще некоторые секреты, мною же и открытые, но о них не буду, потому что это все-таки секреты, а кроме того, они не имеют значения для тех загадочных событий, которые начались через неделю.
Да, ровно через семь дней, как и советовал обладатель клочковатой бороды в поздней электричке Москва — Звенигород, я снова отцедил через хорошую аптечную вату получившийся напиток и понял, что продукция готова, осталось разлить ее по бутылкам — емкость ноль семьдесят пять, стекло прозрачное, настоящие пробки. Никакой пластмассы, никаких кукурузных початков, свернутых в рулончики газетных клочков — это вообще самое страшное, что может встретиться в нашем деле.
И наступает момент, когда я присел к телефону — кого бы пригласить на дегустацию. Из трех номеров откликнулся один — Володя Пашуков оказался дома.
— У меня все готово, — сказал я голосом простым и усталым, как может сказать мастер, закончив очередное свое произведение — скрипку, живописное полотно, ювелирное изделие, симфонию, роман, произведение, которое потребовало от него усилий долгих и изнуряющих.
— Иду, — сказал Володя и положил трубку.
Володя жил в большом многоэтажном доме на окраине Немчиновки, и я знал — через полчаса он постучит в дверь. Его не остановит жена Калерия Александровна, не остановят плачущие дети, и даже если в поселке Немчиновка в это время будут проходить танковые учения, артиллерийские стрельбы и ковровые бомбометания, если будет проходить облава на особо опасную банду, а все улицы и переулки будут перекрыты и блокированы, даже если цунами из Индийского океана дотянется злобными своими волнами до Немчиновки… Все это вместе взятое его не остановит. Через полчаса он постучит в дверь, приоткроет ее и, просунув в просвет свою маленькую, сухонькую мордочку, спросит негромким голосом: