…В дверь кто-то стукнул — тихо и робко. Потом раздался ещё один удар — чем-то железным, вроде кольца. Это был не Бениамино, тот стучал отрывисто и резко. Но кого ещё принесло за час до полуночи? Чума резко поднялся и, забыв про хворь, схватил кинжал. В замке было немало людей, вроде Дальбено или Белончини, имевших на него зуб, однако едва ли кто-то мог осмелиться… Однако осторожность никогда не мешала. Грациано резко распахнул дверь и отскочил, но тут же подался вперёд: лишившись опоры, на порог упала Камилла Монтеорфано.
Губы фрейлины снова были белыми.
Песте зло сплюнул, вставил рондел в ножны, словно куклу, поднял девицу и оттащил на постель. Влезь ему в спальню любая из фрейлин — Чума не стал бы церемониться, но красотка была родней дружка Портофино, к тому же назвала его «бессердечным». Чума, улыбаясь, вместо того, чтобы снова залепить ей оплеуху и привести в чувство, сделал невероятное: вынул подарок герцога, драгоценный бальзам, и, посмеиваясь, влил несколько капель в полуоткрытый рот обморочной девицы.
Портофино оказался прав: бальзамико действовал безотказно. Синьорина пришла в себя, порозовела и пошевелилась. Шут, продолжая глумиться, любезно и заботливо, тоном отеческим и сердечным поинтересовался, что произошло? Неужто она в третий раз стала жертвой насильника? Или случилось что-то ещё худшее? Не забралась ли к ней в спальню, упаси Боже, мышь? Или это, что ещё ужаснее, была крыса? Сам он наделён душой мягкой и сердобольной, сострадательным и нежным сердцем и пылкой любовью к женщинам, и ему просто невыносимо видеть её страдания! «Где эта крыса? — ласково промурлыкал он, — я прогоню её…» Синьорина ещё несколько секунд смотрела на него пустыми глазами, потом прижала пальцы к вискам. Теперь взгляд её совсем прояснился и, увидев его, она прошептала: «Там донна Верджилези…»
— Я знаю эту особу, — любезно заметил Чума, — так это на неё напала крыса?
Синьорина снова поглядела на Грациано, но не рассердилась на его издёвку. Она, словно ребёнок, подняла вдруг бледные руки и вцепилась слабеющей рукой в ворот рубашки шута, и Чума вздрогнул: её пальцы коснулись его груди и заледенили его. Другой рукой она потрясла перед глазами Грандони, хриплым и срывающимся голосом втолковывая ему то, что ей самой казалось ясным, но во что она просто не верила.
— Она… м-м-мертва… Её отра… отра… — она вдохнула воздух открытым ртом. — Её отравили.
В которой мессир ди Грандони убеждается в правоте Камиллы Монтеорфано, а на него самого обрушивается обвинение в убийстве.
Песте несколько секунд молча смотрел в бирюзовые глаза девицы. Улыбка сползла с его лица. Он поверил. Таким не шутят да и синьорина не из выдумщиц. А это означало, что Камилла Монтеорфано, войдя в покои донны Черубины Верджилези, увидела её там мёртвой. Чуме стало подлинно жаль девчонку: всего за три последние недели бедняжка дважды подверглась нападению насильника, от него в овине оплеуху схлопотала, хоть едва ли об этом помнит, так ещё и труп нашла. Не позавидуешь, тем более, что крепостью духа малютка не отличалась.