Белончини, скрипя зубами, умолк.
Молодые камергеры Алессандро ди Сантуччи, Джулио Валерани и Маттео ди Монтальдо скромно молчали. Не подобало щенкам высказываться, да и сказать им было нечего. Они иногда проводили ночи в постели упомянутой особы — но это, воля ваша, не повод для убийства. Их родители — главный церемониймейстер Ипполито ди Монтальдо, референдарий Донато ди Сантуччи и хранитель печати Наталио Валерани полагали, что известная шлюха получила по заслугам, а сенешаль Антонио ди Фаттинанти подумал, что раз апартаменты донны Черубины освободились, недурно бы пристроить туда его внучатую племянницу.
Министр финансов двора Дамиано Тронти, в день убийства выезжавший по делам герцога в Венецию, был изумлён свершившимся, но при обсуждении стал на точку зрения уважаемого мессира Портофино. По его мнению, это, конечно, одна из женщин. Но хранительница гардероба и драгоценностей герцогини донна Ровере непреклонно придерживалась мнения, что Черубину убил один из её любовников. Такого же мнения была и Дианора ди Бертацци, жена лейб-медика, и её подруга Глория Валерани, мать хранителя печати.
Бьянка Белончини и Бенедетта Лукка о виновнике не высказывались — просто не зная, что сказать. Виттория Торизани тоже не имела своего мнения, хоть только об этом и говорила, Франческа же Бартолини, как и Джезуальдо Белончини, считала убийцей шута Песте и разубедить её не могли никакие доводы.
Кастелян Эмилиано Фурни и ключник Джузеппе Бранки обсудили, что делать с освободившимися покоями и предложили переселиться туда фрейлине Джулиане Тибо, чтобы освободить комнату самой синьорины Тибо для каких-то личных нужд. Но, увы, несмотря на то, что девица Тибо жила в другом крыле и теперь могла бы переехать поближе к остальным, она наотрез отказалась въезжать в комнаты убитой.
Антонелло Фаверо, Пьетро Дальбено и Энцо Витино, несмотря на присущее этой братии красноречие, не проронили о случившемся ни слова. Архивариус Амедео Росси и лейб-медик Бениамино ди Бертацци только тяжело вздыхали.
* * *
В последующие дни челядь постепенно успокоилась. Тристано д'Альвелла был занят и гостями, и преступлением, но если гости особых хлопот не причиняли, то убийство завело его в тупик. Странные слова Даноли, сказанные в первую ночь дознания, не выходили у него из головы. «Где-то здесь, в этих коридорах ходит живой мертвец, существо с человеческим лицом, внутри которого ползают смрадные черви, набухает гной и тихо смеётся сатана…»
Хуже того: проклятые слова ещё и материализовались. Внимательно вглядываясь в лица своих слуг и соратников, Тристано в ужасе видел волчьи пасти, морды хорьков и лисиц, а то и просто чудовищные рыла. Проблема была не в том, чтобы найти подлеца, а скорее, в необходимости отсеять лишних.