До темноты Альдобрандо из последних сил сбивал доски и ставил на могилах кресты, долго плакал, целуя крест своей кормилицы, и не помнил, как вошёл в дом. Не добрался до постели — рухнул навзничь на узкий топчан в каминном зале, и не знал, сколько часов проспал, но когда проснулся — за окном был ночной сумрак, а сквозь оконные переплёты лился, каменея на плитах мозаичного пола, белый лунный свет. Тут Альдобрандо понял, что спит, ибо увидел стоявшую на бликах лунного света бледную тень человека. Тот казался больным, — но не чумой, а каким-то иным лёгочным недугом, когда же незнакомец приблизился — Альдобрандо понял, что перед ним вовсе не человек, более того, он сразу постиг — кто перед ним. При этом в ужасе уразумел, что сам вовсе не спит.
Даноли никогда не знал страха, а сейчас и вовсе не видел оснований для испуга. Что взять с зачумлённого? Всё, что у него осталось — душа и её бренная оболочка. Но появившееся существо вызвало приступ тяжёлой тошноты и настороженного опасения. Зачем пришёл в замок покойников посланец тьмы? За ним? Даноли перекрестился и резко спросил:
— Кто ты?
Пришедший усмехнулся.
— Какая разница?
— Кто ты? — устало, но настойчиво повторил Альдобрандо, предпочитавший знать имя явившейся нечисти. Допустить, чтобы тот не назвался — значило дать ему власть над собой. Зная имя, ты способен господствовать над обозначенной именем сущностью, и понимая, что перед ним существо инфернальное, Даноли решил не говорить с гостем, пока тот не назовёт себя.
— Что ты привязался? Сам не видишь? — отмахнулся пришедший.
— Кто ты? — упрямо спросил Даноли в третий раз.
Гость выразил на лице все признаки явного неодобрения педантичной настойчивостью собеседника.
— Утомил, — брезгливо бросил он наконец. — Моё имя — первое. Я — Сатана.
— Первое и последнее, Альфа и Омега — это Христос. — Альдобрандо потёр лицо ладонями и вяло подумал, что для его гостя, пришедшего в глухой ночи к нему, перехоронившему семью полумёртвому, это имя слишком громкое. Подумать только, сам сатана, а не какой-нибудь мелкий бес, не врёт ли нечисть часом, утомлённо подумал Даноли, но ничего не сказал, а лишь устало поинтересовался. — И чего тебе надо?
Сатана вальяжно развалился в кресле, стоявшем напротив топчана, где сидел Альдобрандо.
— Ты разозлил меня. В детстве утратил близких — и не похулил Господа. Год тому назад потерял имущество — и не похулил Господа. Нынче похоронил детей — и не похулил Господа. Подражаешь Иову, что ли? Увидел меня — и перекрестился. Ты свят.
Альдобрандо вздохнул.
— Тогда и ты — Христос.