Инфернальная сущность, обозначившая себя Сатаной, поморщилась.
— Я бы сказал: «чёрт тебя побери», если бы сам не был нечистой силой.
— Ты пришёл за мной? — спросил Даноли.
— Да нет, — гадливо отмахнулся дьявол, — просто совпало. Ночь Вальпургия, полнолуние, врата преисподней открыты, а ты трижды за исходный с полуночи час приложился к кресту — нательному, алтарному и гробовому.
— И что?
— Мне жаль тебя… — и тут, видя, что Даноли хоть и в изнеможении, но насмешливо ухмыльнулся, поправился, — ну, ладно-ладно, лгу, конечно. Ничуть мне тебя не жаль. Скажем так — я пришёл с добром и даром.
Полумёртвый от усталости и бед Альдобрандо рассмеялся, сам удивляясь, что у него хватает сил на это. Впрочем, если бы он задумался, то понял, что запредельный уровень потерь убивает чувствительность души. Теряя близкого — ты скорбишь, но теряя всё — уже ничего не чувствуешь. Даноли тоже не ощущал полноты своих скорбей. Это его и спасало.
— Боюсь я данайцев и коней их троянских, — пробормотал он насмешливо. — Ты и добро — что общего?
— Ну, и чёрт с тобой.
— Не надо, — торопливо возразил Альдобрандо. — Господь — прибежище моё.
— Ладно, дело хозяйское. Не хочешь даров — не бери. Но я выполню всё, что ты пожелаешь. Проси. Хочешь, я верну тебе твои затонувшие корабли?
— «Всё, что попросишь я дам тебе, если ты, падши, мне поклонишься?»
— Глупец, — снова усмехнулся Сатана, — зачем мне твои поклоны? Проси, чего хочешь, и не кланяйся. Хочешь, воскрешу твоих сыновей?
Альдобрандо покачал головой.
— Просьба есть признание твоего могущества, следовательно, ересь. Кто ты, ангел смерти, чтобы даровать жизнь? Впрочем, одна просьба у меня к тебе есть, — Даноли болезненно поморщился: голос пришедшего отдавался в его голове мучительной болью, — рассыпься ты, Бога ради, отродье дьявольское! Это от усталости мне, должно быть мерещится, — горестно пробормотал он себе под нос.
Пришедший в ночи язвительно и зло рассмеялся.
— Не надейся, ничего тебе не мерещится. Ну да ладно. Искусы мои ты отвергаешь, на уловки не ловишься, на дары плюёшь. Я, честно сказать, и не ожидал, что ты попадёшься. Не тот материал. А ведь тысячи бы клюнули, — злобно оскалился он. — Но что врать-то? Я и пришёл-то совсем не за этим. Ты просто бесишь меня, а взбесить Князя бесовщины — это суметь надо. Что же, если я тебе так не нравлюсь… — Сатана прищурился. — Знай же, что с сего часа и до кончины твоей мир духов не оставит тебя, — глаза Сатаны загорелись злобой. — Я прокляну тебя знанием запредельным. Но то, что понимать будешь — будет тебе ненужным, нужное же — не поймёшь, понятое же — изменить будешь ни в силах, ну а то, что мог бы изменить — менять будет глупо. — Сатана усмехнулся. — Ну, то бишь, «будеши, яко бози, добро и зло ведати…»