В зал вошли опоздавшие придворные: приятная женщина лет сорока и особа лет шестидесяти, чей нос с заметной горбинкой придавал лицу властное и несколько плотоядное выражение. Она негромко спорила со стройным пятидесятилетним человеком, шедшим рядом, и, авторитетно подняв палец вверх, втолковывала ему, что от чирьев больному лучше всего предложить несколько стаканов крепкого напара корневищ пырея, а смесь из листьев крапивы, одуванчика и терновника — это мёртвому припарка. Мужчина вежливо возражал, утверждая, что последнее средство тоже даёт неплохие результаты. «От геморроя, а не от чирьев», насмешливо уточнила женщина.
Песте тут же пояснил, что спорящие — лейб-медик двора Бениамино ди Бертацци, его дружок, и мать Наталио Валерани, донна Глория, а рядом с ними — Дианора, супруга Бениамино. Обе женщины — статс-дамы. «Женщины, разумеется, дуры по преимуществу, — тихо обронил шут, — но в Дианоре и Глории глупости меньше, чем в остальных».
К Глории Валерани, прерывая спор, подошёл ее сын Наталио с молодым человеком, которого Песте походя назвал камергером Джулио Валерани, сыном Наталио и внуком Глории. Молодой человек, к сожалению, не унаследовал величественной внешности отца, был бесцветным юнцом со светлыми, достающими до плеч волосами. Одет он был роскошно, и старая Глория, явно гордясь внуком, поправила его беретту.
Альдобрандо заметил, что за общий стол сели без малого сорок человек. Появились новые люди, которых он раньше в зале не видел. С левой стороны против них сидел странно томный человек с большим носом и вялым подбородком, с глазами цвета льда, кажется, ключник. Рядом ел молодой человек, щуплый и пучеглазый, с толстыми рыбьими губами, из которых нижняя несколько отвисала. Он оказался кастеляном замка. Слева от них сидел человек с лицом рыхлым и потным, под его серыми глазами набрякли тяжёлые мешки, бывшие следствием не то перепоя, не то какого-то лимфатического недуга. При взгляде на этих людей Альдобрандо невесть почему подумал, что это жертвы ада, потом опомнился и долго не мог понять, откуда в его голову пришла столь дикая мысль. К ним подсел и какой-то старик с крысиным лицом, в котором Даноли сам, хоть и с трудом, узнал коменданта Тиберио Комини, которого помнил по старым временам. Теперь он выглядел совсем развалиной.
Даноли пригубил вино, оно оказалось превосходным и он, думая о своём, не заметил, как неприметно охмелел. Пиршественный зал медленно поплыл у него пред глазами, лица искажались и перекашивались. В ушах снова призраки снова прошипели мерзкие слова о дурной крови…