* * *
А за общим столом неподалёку от Даноли ненавистного фаворита обсуждали дамы. Критике подвергалось дерзкое поведение шута, и тут выяснилось, что у него есть при дворе и поклонники.
— Вы не можете не согласиться, Дианора, что его неучтивость — следствие пустого тщеславия и высокомерия! Он нагл и бездарен! — высказалась остроносенькая фрейлина Иоланда Тассони.
Дианора ди Бертацци, жена лейб-медика, спокойно возразила.
— Изящно шутить и занимательно говорить о пустяках умеет лишь тот, кто сочетает непринуждённость с богатым воображением: сыпать весёлыми остротами — значит создавать нечто из ничего, творить, Иоланда. Мессир ди Грандони — одарённый человек, — статс-дама улыбнулась.
— Грандони всегда учтив, церемонен и благопристоен без всякой фамильярности, — поддержала её Глория Валерани тоном безапелляционным и категоричным, точно вынося приговор.
— Не могу этого отрицать! — язвительно заметила в ответ синьорина Тассони. — Он всегда скрытен и непроницаем, и умеет улыбаться врагам. Но в этом — утончённое притворство и мерзейшее двуличие, да и просто — глубочайшее презрение ко всем.
— Фаворит, наделённый высотой духа, часто испытывает замешательство, видя, насколько низки и льстивы заискивающие в нём. Он платит им за раболепие презрением, но зачем требовать от него уважения к угодничеству? — эта реплика красавицы Гаэтаны ди Фаттинанти заставила Иоланду умолкнуть.
* * *
После ужина слуги внесли светильники, придворные разбрелись, кто куда, дамы с кавалерами, всеми силами избегая треклятого шута, затеяли игру в триктрак, а плотно закусивший поэт Витино читал фрейлинам и статс-дамам стихи, при этом подыскивая глазами любвеобильную особу, способную приютить любимца муз на ночь.
К шуту снова подошёл его нынешний сотрапезник, шпион Тристано д'Альвеллы Ладзаро Альмереджи, и с любопытством поинтересовался: Грациано пошутил насчёт парика или это правда? Чума, уже забывший свой взбесивший статс-даму экспромт об искусственной природе её белокурых волос, не сразу понял, о чём его спрашивает главный лесничий, а, уразумев, почесал левую бровь и выразил недоумение: ведь мессир Альмереджи, как было всем известно, охотился по ночам в покоях фрейлин — кому же знать об этом, как не ему? Мессир Ладзаро почесал в затылке. Его дело загнать дичь, пояснил он, а ощипывать её — он не пробовал. Песте дал ему хамский совет — «попробовать…»
Тут к Чуме, который хищно оглядывал дам, надеясь найти новый повод для своих ядовитых инвектив, подошёл Флавио Соларентани. С того часа, как они расстались на городской площади, они только перекинулись взглядами в зале Приёмов и за трапезой. Соларентани был бледен и выглядел взволнованным.