* * *
Тристано д'Альвелла тоже уделил внимание графу Даноли — по долгу службы. Доносчики собрали по его приказанию ворох сведений об Альдобрандо, его происхождении, родне и близких, его пристрастиях и взглядах, и начальник тайной службы, недоумевая, перебирал доносы. Он знал своих людей и знал, как трудно удивить их чем-либо, но все доносы — и лаконичные, и пространные — содержали сведения, изумлявшие самих доносчиков. Граф был человеком слова и чести. Граф был храбрым воином, учёным книжником и истово верующим человеком. Никто и никогда не мог сказать о графе Даноли ничего дурного. В последний год граф потерял семью и пришёл в Урбино отпроситься в монастырь. Д'Альвелла отодвинул листы пергаментов и задумался. Сведущий в людях не верит в непорочность, но Тристано помнил, как поразили его при первой встрече в замке глаза Даноли. В них было что-то непостижимое и загадочное, чужое и неотмирное, отчего сам д'Альвелла вдруг почувствовал, сколь мелки и суетны все его заботы, как он сам постарел и устал…
* * *
Между тем двор жил своей жизнью. Бьянка Белончини по-прежнему сходила с ума по красавцу Грандони, изводя его своим вниманием, подстерегая в коридорах и засовывая ему под дверь любовные записки. Песте бесновался, Лелио насмешливо улыбался, Даноли, замечая пылкую страсть блондинки и вспоминая нанятых её мужем убийц, морщился и жалел Грациано.
Виттория Торизани появилась на вечеринке у герцогини в новом платье из венецианского коричневого бархата и кружевах, шитых золотом. Этого мало. На следующий день девица на прогулке предстала перед придворными в платье из алого миланского шелка и мантелло из кипрского камлота, украшенном мехом французской куницы. Но и этим она не ограничилась, на вечернем туалете герцогини явив завистливым взорам фрейлин синее шёлковое платье с брабантскими кружевами, а на груди её красовалась камея, оправленная в золото! Девицы были готовы разорвать нахалку, Иоланда Тассони обозвала Витторию содержанкой, а Тристано д'Альвелла имел наглость осведомиться у дружка-казначея: «Не боится ли дорогой Дамиано разориться?» В ответ министр финансов двора окинул подеста паскудной улыбкой мартовского кота и игриво подмигнул. Разориться он явно не боялся.
Гаэтана ди Фаттинанти не замечала Витторию и не высказывалась на её счёт, но узнав о новой песенке, сочинённой мессиром Альмереджи о поэте Витино, едва не плюнула от отвращения. Она терпеть не могла мессира Ладзаро. Это был в её глазах совершенно омерзительный тип, гадкий распутник, человек, забывший Бога. Только по шлюхам и бегает! Ничуть не меньшей ненависти удостаивались с её стороны Франческа Бартолини и Черубина Верджилези. Потаскухи! Мессир Ладзаро Альмереджи знал о ненависти к нему сестрицы сенешаля, но это его ничуть не беспокоило.