— А иные беды, как камни. Летят в спину и больно ранят, и эти раны долго заживают. Как те, что были на сердце фессалийского генерала. Но ты смогла исцелить его.
— Вы знаете и моего мужа? — я повернулась к ней, комкая в руках платок. Эмоции переполняли меня, сердце трепыхалось в груди, и я не знала, чего мне больше хочется: бежать, сломя голову, подальше от этой странной женщины, или сесть рядом и заглянуть под капюшон. Но в то же время при одной мысли об этом становилось жутко и слабели колени.
Словно уловив мою нерешительность, женщина похлопала ладонью по бортику бассейна и произнесла:
— Не бойся, дитя. Сядь рядом.
— А вы не будете больше брызгаться водой и швыряться камнями? — с подозрением спросила я.
Капюшон качнулся из стороны в сторону.
— Сядь! — сказала она так настойчиво, что ноги сами потащили меня к бассейну. Я почувствовала, как защипал угольно-черный кулон на моей шее и, посмотрев вниз, увидела, что он приподнялся, точно его притягивал к себе какой-то магнит.
Магнит, которым была странная женщина в фиолетовом одеянии. Которая знала мое настоящее имя и прошлое моего мужа.
Оракул?!
Догадка пронзила меня подобно молнии. Я плюхнулась рядом, подвернув полы ханфу.
— В жизни будет еще много невзгод, — сказала женщина, покачивая капюшоном, в тени которого не было видно лица, а голос выходил глухим и глубоким. — И тех, что холодят, как вода, и тех, что ранят, как камни. Но и тем, и другим свойственно заканчиваться. Помни об этом, малютка-воин.
— Почему вы назвали меня воином? — спросила я, заглядывая в черную тень, но снова ничего не увидела, зато услышала сухой смешок.
— Потому что ты уже боролась за свою любовь, — ответила она, и ее желтые цепкие руки снова вынырнули из широких рукавов. В пальцах замелькали длинные красные нити, сплетаясь в тугие узелки. — И придется побороться еще. За любовь, — один узелок появился и повис на плетеном шнурке. — За счастье, — появился и второй узелок. — За благоденствие на земле, — а вот готов и третий. — И за свое дитя.
Она затянула четвертый узелок, и внутри меня все заныло и свернулось в такой же узел.
— Что вы знаете?! — с придыханием воскликнула я. — Умоляю, скажите! Ведь я… мы… мы как раз приехали, чтобы узнать…
— Знаю, малютка-воин. Именно поэтому я здесь.
В паучьих пальцах замелькали узелки. Женщина перебирала их быстро-быстро, как четки, бормоча под нос:
— То не узелки, то плод завязывается. Завяжись, не развяжись, с каждым днем прибывай, полней возрастай. Начинаю, приступаю, дитя заклинаю. Волосы как у отца, глаза как у матери, в руках сила, в ногах прыть, сердце призвано любить. От той любви не будет войны, от тех очей утихнет звон мечей. Вижу ясно, слово крепко… — женщина вздохнула, и меня окатило холодком. Паучьи лапки перестали мельтешить, теперь в них оказался браслет с узелками.