Йог приблизил к нам свое лицо с огромными впалыми чернопечальными глазами, быстро оглянулся и сказал:
— Я был каменщиком, но руки мои не смогли прокормить меня. Добрый человек научил меня языком поднимать камни, и люди бросают в мою деревянную чашку еду. Поэтому я не мертв, а жив. Но руки мои тоскуют, а сердце плачет.
— Вот, слышите! — воскликнул Аттул Абас. — Дайге ему работу — и он снова станет человеком. Таких здесь тысячи.
И, поклонившись йогу, Аттул Абас изрек торжественно:
— Святой человек, ты сегодня сказал большую истину, и пусть она светит тебе на твоем пути, и пусть руки твои будут класть камни, и сердце узнает радость.
Несколько паломников почтительно подошли к йогу. Аттул Абас обратился к ним с призывными словами:
— Эй, святые или желающие быть ими, вот перед вами люди из Советской страны! Смотрите, какие они здоровые и толстые, как слоны. Спросите их, о чем хотите, и вы узнаете, что на земле человеку может быть значительно лучше, чем праведнику на небе.
Наши краткие ответы Аттул Абас переводил не совсем точно. Но мы не могли остановить его. Он не был сторонником буквалистского перевода.
— Самая главная их вера, — говорил Аттул Абас, — это то, что все люди равны, люди всех каст и племен равны. А то, что создали боги, принадлежит всем людям: земля, вода, леса. Эта их вера называется «коммунизм». Тебя интересует, что там делают со вдовами? Нет, им не бреют головы, не отбирают имущество мужа. Там есть вдовы — учительницы и судьи. И если они снова выходят замуж, им никто не посмеет плюнуть в лицо или избить камнями. Легче увидеть у нас брамана, вспахивающего землю, чем у них человека, лишенного труда.
— Я сам удивляюсь, — кричал Аттул Абас, — но только там самый важный человек — это тот, кто много и хорошо работает! Там в парламенте крестьяне, ткачи, ремесленники.
Их закон — любить друг друга, жить в мире и все блага земли давать только тем, кто трудится сам, а не заставляет за себя работать другого!..
Мы покинули священные гхаты Ганга в сопровождении огромной толпы паломников. Мы были увешаны гирляндами цветов, купленных на последние гроши этими людьми. Взявшись за руки, они выкрикивали: «Хинди Руси зиндабад! Хинди Руси зиндабад!»[6] Все новые и новые гирлянды цветов ложились нам на плечи, и мы уже не могли ничего видеть за этими цветами, кроме неба — высокого, чистого, горячего, прекрасного неба.
Больше шестидесяти тысяч ткачей Бенареса вырабатывают знаменитые ткани для сари, тонкие, воздушные, с изумительными узорами из серебряных и золотых нитей. Неповторимые рисунки созданы чистым и волшебным воображением. Сколько проникновенной, сказочной красоты, истинной художественности воплощено в них. Ткань сарщ реющая в воздухе, напоминает дивное цветение самых удивительных растений земли. Нежная женственность ее кажется сотканной самой великой и вдохновенной любовью. Они могли бы быть украшением в любом музее искусства мира. Эти ткани иноземные коммерсанты покупают по такой же цене, какую берут они с индийцев за свою грубую фабричную мануфактуру. Сари вырабатывают ткачи на ручных деревянных станках, древних, как храмы Бенареса. На восемь ярдов ткани, идущих на каждое сари, четверо ткачей тратят четыре, пять четырнадцатичасовых рабочих дней. Каждую нить укладывает движение человеческих рук. Сотни тысяч нитей в одном сари! Каждое сари должно отличаться от другого своим узором. Нити из чистого серебра и золота тоньше человеческого волоса. Вытканная из них широкая кайма подобна литому орнаменту.