Грищук с любовью и гордостью следит за каждым взмахом кайла своих воспитанников. Вот в колючей пещере породы, кое–как разложив свое большое ужимистое тело, Мишка Шварц наносит стремительные удары, отламывая многопудовые ломти антрацита. Временами — рывок в сторону, и яростная лавина угля вырывается из лопнувшей стены. А потом опять перемежаются: глоток воздуха — удар, глоток воздуха — удар.
В тине тьмы неловко забарахтался комок света. Свет скользнул по жирному лоску стен, упал в коричневые лунки лужиц и оцепенел на Петькиных тугих выпуклых щеках.
Петьку поставили работать коногоном. Дали жалкое существо, облаченное в жухлую шкуру, всю в болячках и ссадинах, с ногами, подергивающимися болезненной дрожью, и тусклыми сочащими сукровицу глазами.
— Колхозная лошадка, — иронизировали над Петькой.
Но оп огрызался и в три недели, применив метод «диетического питания» и «санитарно–гигиенического ухода», превратил этого одра в четырехкопытного «форда». И теперь темный коридор штольни корчится от пронзительного разбойничьего свиста Петьки, когда он несется со своим составом с лавы, размахивая фонарем и поощряя своего хвостатого ударника очень обидными прозвищами.
— Но, ты, оппортунист хвостатый, вредитель толстозадый! Но, зараза!
Шахтеры, идущие на смену, улыбаясь, вжимаются в стену, пропуская этот вихрь.
— Ударный прогонщик, динамит–парень!
— Ударной ученической — привет! — грохочет парень ни в какие уши не укладывающимся голосом. — Ну, как дела, скоро вас на буксире поволокут! Го–го–го…
Петька так широко разинул в смехе пасть, что казалось, от удовольствия хочет вывернуться наизнанку.
— Ну и гогочет! — с завистью проговорил Грищук, — Право, жеребец.
Грищук, стащив с головы брезентовую панаму, достает из рваной подкладки спички — это единственное место, куда не проникает всепроиизывающая сырость. И весь трясясь мелким смешком, раскуривает едкое вонючее курево, причитая: «Вот у нас как, а!»
Петька сменился после семичасовой работы, но усталости он не чувствует.
— Сколько ковырялками граммов наскребли или грызете гранит антрацита глазами? — смеется он над товарищами. И вдруг неожиданно выпаливает:
— Поздравляй, братва, с повышением квалификации: установили конвейер, моего уклониста наверх, а меня в забойщики, потом на врубовую или отбойщиком… Здорово?
ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТНИЙ КОМСОМОЛЕЦ
Костя готовится к докладу. Он, шагая по комнате, бормочет скороговоркой: «Нужны кадры». Горпромучи[1] не годятся, после учебы ребят посылают работать табельщиками. Между тем не хватает бурильщиков, крепильщиков, механиков, десятников. На брансбергах нет ведущей цени, из–за этого стоят машины. Все силы, все возможности бросить на механизацию шахт! А вот из Харькова прислали вагон с моторами. При приемке моторы оказались разбитыми и разбросанными. Заведующий механизацией шахт Горелов посещает шахту раз в месяц по наитию. Машины, сотрясаемые лихорадочной дрожью, обливаясь холодным потом мазута, вопят от зверского вредительского обращения.