— Просто верь себе. Так, как тебе верили сестра и ее муж, когда сделали тебя опекуном Джошуа.
Ей тоже нужно верить себе. Она поступает правильно, не желая пускать в свое сердце этого мужчину и этого малыша.
Ронин вдруг проснулся. Его разбудил плач Джошуа. Опять! На миг он забыл, где находится, темная спальня показалась ему незнакомой. Но затем пришел в себя и вскочил. Сонный взгляд сфокусировался на часах: половина пятого. Ронин пошагал в детскую. Он заверил Эли, что сумеет покормить Джошуа ночью, пусть она спит, и старался не думать, каково ему будет утром. Он устало потер лицо. Обычно ему хватало несколько часов сна. Должно быть, сказывается утомление после перелета.
Подойдя к детской, он услышал успокаивающий голос Эли.
— Прости. Не хотел, чтобы он тебя разбудил.
— Ничего, — улыбаясь, она повернулась к нему с ребенком на руках. — Я не спала.
Он взглянул на нее. Ее темные волосы спутались, на щеке виднелся отпечаток подушки. Ночная рубашка не скрывала плавных линий ее тела. Его тело тут же отозвалось, чувства проснулись, несмотря на плач ребенка. Я не должен так реагировать, сказал он себе. И все же не мог отвести взгляд от Эли.
Он одернул себя: хватит пялиться!
— Я принесу бутылочку, а ты возвращайся в постель.
Язык не слушался его. Вернуться в постель. Всего три слова, которые открыли шлюзы в его памяти, и сознание наполнилось заманчивыми сценами. Которые он мечтал повторить.
— Спасибо, — Эли отвернулась, чтобы поменять Джошуа подгузник.
Ронин приказал ногам двигаться в кухню, а голове — думать о делах земных. Когда он вернулся с бутылочкой, Эли с ребенком на руках сидела в кресле-качалке. В мягком свете ночника ее кожа казалась золотистой. В Элисон Картер в ночной рубашке не было ничего земного, она словно сошла с небес.
— Я возьму его, — произнес он.
— Все в порядке. Я быстро. А ты с ног валишься от усталости.
Ронин подал ей бутылочку и прислонился к косяку, глядя, как она кормит его племянника. Джошуа поел, и она уложила его.
— Иди спать, — мягко сказала она, закрывая дверь детской.
— Что-то не хочется.
Эли взглянула в его глаза, и у нее перехватило дыхание от того, что она там увидела. Голод. Страсть. Желание. Она сделала шаг в сторону, другой…
— Что ж, тогда… доброй ночи, — она повернулась к нему спиной и направляясь к себе.
— Доброй.
Ронин смотрел, как она уходит. Все его существо взывало: иди за ней! Верни ее! Схвати в объятия, прижми к себе и сделай все, чего ты так хочешь.
— Эли?
Она остановилась.
— Да?
Слова замерли у него на губах.
— Ронин? Все хорошо?
Нет. Не хорошо. Он устал от перелета и едва стоял на ногах под тяжестью проблем. Больше всего ему хотелось забыться в ее объятиях. Но он знал, что, если будет давить на нее, он ее потеряет.