— А-а, это мамочка, — говорит Дикинсон, наклоняясь и бросая взгляд на экран моего телефона.
В это время суток мама частенько мне звонит. Она к этому часу уже поужинала, причем не без алкоголя. Слегка растягивая слова, она говорит слова любви своему теперь уже единственному ребенку. Алкоголь сильно, как ничто другое, высвобождает эмоции, которые она сдерживала в себе год за годом, и она выплескивает их в виде сентиментальных фраз, полных любви и сожаления, а когда начинает трезветь, снова прячет свои чувства в потайную комнату.
— Я сейчас выключу телефон, — говорю я.
Я нажимаю на пару кнопок, и гудки прекращаются. Затем я кладу телефон на стул рядом с собой.
— Итак, речь шла… — Дикинсон криво усмехается.
— Вы для меня непривлекательны, — говорю я. — Не обижайтесь.
Дикинсон тихонько смеется.
— А я и не обижаюсь, Эмми. Не обижаюсь. — Он смотрит на меня, наклонив голову набок. — Я вам не нравлюсь, не так ли? Это только доставит мне еще больше удовольствия.
Это все равно как бросить кубик льда мне за шиворот. Единственное, на что я могу согласиться, так это поговорить с ним с глазу на глаз. А ему, оказывается, будет еще приятнее, если я стану спать с ним против своей воли. Моя неприязнь к нему будет его только еще больше возбуждать.
«Чем я готова пожертвовать?»
«Постарайся не потерять работу, — сказал Букс. — Ты сможешь быть гораздо более эффективной, если останешься в ФБР».
— А… если я скажу «да»? — спрашиваю я, повернув голову в сторону, чтобы не встречаться с ним взглядом.
— Если вы скажете «да», Эмми, то будете восстановлены на работе. Начиная с этого момента.
Я закрываю глаза.
— А как насчет нашей группы? Мы сможем продолжить расследование тех пожаров?
Дикинсон ничего не отвечает. Его глаза заблестели. Он высовывает язык и облизывает губы. По-видимому, он уже представляет себе это. Он живо представляет себе, как займется со мной сексом прямо сейчас.
У меня к горлу подступает тошнота. Я не хочу даже представлять, как со мной в постель ляжет, полностью раздевшись, этот невысокий плотный мужчина с загорелой кожей и зачесом, кое-как прикрывающим лысину.
— Итак, — говорю я, — если я пересплю с вами…
— И сделаешь все то, что я при этом захочу. Я — мужчина, у которого очень много желаний.
Я опускаю голову и щипаю себя за переносицу. Воцаряется молчание. Затем я поднимаю взгляд на него и говорю:
— Нет, этого я сделать не могу.
Дикинсон, пользуясь тем, что он начальник (а уж ощущать себя начальником он любит), пытается лишить меня удовольствия от этой моей моральной победы над ним. Для этого он просто пожимает плечами и говорит: