— Тогда сегодня последний день вашей работы в ФБР.
— Вы не можете уволить меня только потому, что я отказываюсь с вами переспать.
— Я увольняю вас совсем по другой причине. Я увольняю вас потому, что по-прежнему считаю вас человеком с неустойчивой психикой. Может, вы станете утверждать, что я склонял вас к интимным отношениям? — Он подается ко мне. — В этом случае, поскольку свидетелей тут нет, мое слово будет против вашего, не так ли, Эмми?
— Может, и так, — говорю я. — А может, и нет.
— Видите ли, я слышал сейчас все то, что слышала Эмми, — раздается из моего смартфона голос Букса.
Дикинсон соскакивает со стола. Его лицо становится пепельно-серым — таким, как будто он только что увидел крысу, пробежавшую перед ним по полу.
— Что… что это?
— Это Букс, — говорю я. — Похоже, вместо того чтобы выключить свой телефон, я случайно нажала на кнопку ответа на звонок и включила режим громкой связи, и Букс, по-видимому, все это время слушал наш разговор.
Дикинсон явно потрясен таким поворотом событий. Кровь отхлынула от его лица (и от его мошонки, наверное, тоже). Запинаясь, он говорит:
— Но это же… вроде бы звонила… ваша мать…
О-о, возможно, я заменила в списке контактов в своем телефоне слово «Букс» на слово «мама». Это могло произойти, скажем, в течение последнего получаса — то есть незадолго до того, как я сюда пришла.
— Вы нехорошо выглядите, Джулиус, — говорю я. — Наверное, вам лучше присесть.
Дикинсон делает шаг назад, подальше от моего телефона и меня, и снова упирается задницей в свой стол. Он напряженно о чем-то размышляет — видимо, анализирует наш разговор, выискивает то компрометирующее его, что мог услышать Букс, пытается понять, сможет ли он истолковать этот разговор подходящим для него образом и выйти сухим из воды, если станет попросту все отрицать.
Наконец ему, похоже, становится понятно, что этот раунд он проиграл. Он сказал уж слишком много такого, что может его дискредитировать. Он вполне смог бы выйти сухим из воды, попросту все отрицая в ответ на обвинения какого-то там аналитика, но в данной ситуации ему придется иметь дело с Буксом, а тот — любимчик директора. Приняв все эти обстоятельства во внимание, Дикинсон, видимо, решил, что такое противостояние ему не по плечу.
— Вы не можете так поступить, — бормочет он, но, похоже, сам себе не верит.
— Мы уже так поступили, — говорю я. — А теперь присаживайтесь, Джулиус, и я объясню вам, что теперь будет происходить.