— Ося, перестань! Это не твое дело! — одернула его Вета. — Извините, Оксана, он выпил лишнего.
— Что?! Я, Осип Финкиштейн, говорю все, что думаю! И мне есть что сказать! — заявил мужчина, гордо выпрямившись, хотя нетвердо стоял на ногах.
— Прощайте! — Оксана повернулась и пошла на выход.
Вета ее догнала:
— Я вас проведу. Извините, Ося, когда трезвый, очень культурный и вежливый. А тут на него нашло! Он пишет музыку, по его мнению, гениальную, но, кроме него, никто так не считает.
— Теперь понятно — нереализованные амбиции. Я на него не в обиде.
— Предупреждала Вениамина — люди творческие пьют без меры, а потом ведут себя безумно. Лучше бы сняли для вечеринки ресторан — к этому времени уже все разъехались бы по домам. А тут покоя мне не будет — боюсь, как бы чего не вышло. А сколько предстоит на завтра уборки! — горько вздохнула Вета.
— За весь вечер я так и не увидела вашего мужа. Или он скрывался под маской, чтобы его невозможно было узнать?
— Веня — мой гражданский муж, надеюсь, мы в ближайшем будущем узаконим наши отношения. Днем он выезжал на запланированную с кем-то встречу и значительно припоздал на начало вечеринки. Когда приехал, то не захотел надеть маску Кощея Бессмертного с короной на голове. Сказал, что облик бессмертного старца ему не нравится и что если уже быть бессмертным, то не в столь преклонном возрасте.
— Разве маски на этой вечеринке не его идея?
— Не знаю, я в это не вникала.
За воротами усадьбы Алмазова стояла густая темень, и Оксане пришлось включить фонарик-карандаш, который она постоянно носила в сумке. Из-за ограды доносилась музыка, смешиваясь с властвующим здесь покоем. Пройдя десяток шагов, она услышала, как калитка позади нее, тихо щелкнув, открылась. Вышедший человек растворился в темноте, ничем не выдавая своего присутствия, и в этом была странность, заставившая Оксану насторожиться. И еще ей показалось, что за ней наблюдают. Она физически ощутила сверлящий ее недобрый взгляд, отчего почувствовала себя беззащитной и словно раздетой.
— Эй, кто там? — крикнула она, повернувшись в ту сторону, где, по ее предположению, мог находиться неизвестный. К собственному неудовольствию, она услышала в своем голосе неприкрытый страх.
Слабенький, узкий луч фонарика пронзал тьму метра на два, не больше. Даже в Турции, находясь во власти торговцев людьми, она не испытывала такого страха. Это был липкий, лишающий сил к сопротивлению страх. Там угроза имела конкретное лицо, а люди — понятные намерения. Здесь же она не видела и не знала противника, не могла просчитать его действия. Оксана сожалела, что не взяла с собой зарегистрированную «травматику», хотя знала, что придется возвращаться ночью. Усвоенные приемы самообороны — это, разумеется, хорошо, но оружие надежнее. Пистолет «браунинг», несмотря на небольшие размеры, показался ей тяжеловатым для дамской сумочки, к тому же до сих пор в нем не было необходимости.