Ритм марширующих столетий,
Чьи дети, ножек не жалея,
Идут ко входу Мавзолея.
«Скарамох» Букашкин игнорировал правила и заново изобретал действительность. Сейчас сказали бы – дауншифтер, но тогда таких слов не знали, как и многих других, непременно вдохновивших бы старика на новые вирши. А какой была бы его страница на фейсбуке (обязательно была бы!) – можно только мечтать.
Самое главное – мечтать. Мечты обязательно исполняются – жаль, что чаще всего после смерти.
Летом 2015 года бесконечностью уже и не пахнет – все вокруг готовятся не то к началу войны, не то к концу света. Великая трагедия – и великое счастье человека в том, что годы меняют только его внешность: разрисовывают лица морщинами, как досочки – красками, ссутуливают плечи, отбирают молодость, но внутри мы всё те же, какими были в шестнадцать лет.
Кем они были, Коляда и Букашкин, для той давнишней девочки, которая преследовала «Картинник» и, жмурясь от страха, ждала ответ из редакции «Урала»?
Кем они стали для меня?
Постоять на разрушенных ступеньках ДК имени Свердлова – потом пройти через площадь 1905 года, стараясь не смотреть на новый «Пассаж». Пересечь улицу 8 Марта, спуститься к Плотнике и вспомнить, как это было страшно – впервые прикоснуться кистью к доске.
Слева – музкомедия, справа – оперный, вверх по проспекту – мой любимый «Коляда-Театр». Сегодня играют «Амиго». Николай Коляда сияет как солнце, подписывая программки.
Зрители будут вначале смеяться, потом – плакать, после чего им разобьют сердце и, на прощанье, скажут со сцены главные слова:
– Думайте о радости, только она остаётся, только она одна, слышите?!
А больше и нет ничего, кроме радости.
Разве что тысяча важных мелочей.
1, 3 Белла Дижур – муза поэта, мать скульптора
2, 4, 5 Эрнст Неизвестный – мастер, вернувшийся с того света
1
Когда показали ребёнка, она заплакала – носик у малыша был свёрнут набок. В буквальном смысле слова лежал на щёчке. «А если такой и останется?!»
– Это потому, что я спала на животе? – не оставляла в покое врачей, покуда сердобольная медсестра не присоветовала:
– Поглаживай в другую сторону – выправится.
Так и произошло. Вылепила, как скульптор, новый носик.
Муж был в отъезде, увидел сына только через два месяца – и она первым делом спросила:
– Ничего особенного в нём не замечаешь?
– Замечаю, – улыбнулся Иосиф. – Отличный парень!
Шёл двадцать шестой год века и лишь двадцать третий – её собственной жизни. В сказках живут по сто лет, но и у них в семье были долгожители. Например, та старая родственница, к которой её водили в гости ещё на Украине: спрашивали, если бабушка старше тебя на сто лет, а тебе пять, посчитай, сколько исполняется бабушке? Она бойко отвечала: сто пять! И не удивлялась – как будто так и должно быть, чтоб дольше века длилась жизнь.