Сейчас, убаюкивая малыша, она смотрела в окно свердловской квартиры и вспоминала другой свой любимый город – Ленинград. Новый век привольно тасовал людей и города, хотя, впрочем, в её случае благодарить нужно было не век, а… железную дорогу. Самые важные для неё вещи по какой-то причине были связаны с поездами, да и жить она станет впоследствии в Железнодорожном районе – вот и гадай, случайно или нет.
Родилась она в Киевской губернии – в селе Белозёрье близ Черкасс. Отец работал на строительстве железных дорог (они появились в её судьбе задолго до рождения) на Урале и дома бывал лишь наездами. Но когда началась война, оставлять семью без присмотра стало опасно – поэтому в 1914 году отец перевёз всех своих в Екатеринбург. Это был первый большой город в её маленькой жизни: правда, на главной площади уже не стоял Богоявленский собор, да и памятник Александру II убрали с постамента и оттащили к набережной городского пруда. Царь лежал на спине, как надгробная статуя, а на чугунном теле без всякого почтения сидели гуляки: кто курил, кто любовался закатом, – почему бы и нет? Говорили, что потом царя сбросили в пруд, – она не могла сказать точно, было такое или нет. Вскоре на месте свергнутого императора появилась беломраморная мужская фигура – памятник Освобождённому труду. В некотором смысле – родной внук императору-освободителю, но среди горожан новую статую прозвали без затей – Ванька Голый. А ведь прекрасная была статуя, выразительная, полная своеобразия… Всего лишь часть грандиозного замысла: «Освобождённый труд» представлял одного из сбросивших цепи рабов, которые должны были окружать фигуру Карла Маркса. Выдающийся скульптор Эрьзя просто не успел воплотить ту идею в жизнь – ему пришлось покинуть вначале Свердловск, потом Россию, а когда он в конце концов вернулся на родину, то занимали его уже совсем иные образы…
Степан Дмитриевич Эрьзя имел фамилию Нефёдов – псевдоним же свой взял в честь этнической группы, принадлежностью к которой гордился. Усы и хмурый лоб придавали ему сходство не то с Горьким, не то с Ницше, а характером ваятель был изрядный оригинал – мечтал, помнится, переделать природные горы в монументы.
Эрьзя приятельствовал с отцом её любимого мужа Иосифа: до революции свёкор был крупным и влиятельным провинциальным промышленником – владел типографиями. Жена выписывала шляпки то из Парижа, то из Варшавы, а уж какие у них были лошади… Даже спустя годы Моисей Иосифович не мог забыть тех лошадей – плакал, вспоминая, хотя потерял несопоставимо больше. Вообще всё потерял, кроме нескольких серебряных ложек, припрятанных верной прислугой. Вот на эти самые ложки – на вырученные за них деньги – семья переехала в Екатеринбург из Верхнеуральска, а ещё от тех времён уцелело приятельство с Эрьзей, пока тот жил на Урале. Это, впрочем, продолжалось недолго, как, кстати, и стояние Ваньки Голого на главной площади: однажды утром статуя исчезла и, по слухам, тоже была сброшена в городской пруд. А Эрьзя уехал вначале в Париж, затем и вовсе в Аргентину, где долгие годы резал скульптуры из дерева. Породы тех деревьев звучали как проклятия: кебрачо! урундай! альгарробо!