– И все-таки расскажи. А я пока подумаю, что можно сделать. Тело наверняка нашли и, значит, прочесывают округу в поисках тебя. Но у нас есть время, ко мне никто не сунется. – Он отряхнул ладони и внимательно глянул на меня. – Говори.
И я заговорила.
…Отец был неплохой, рукастый, и мою мать он перевез в Янг, чтобы жить нормальной жизнью, не зная голода и тяжб. В те годы многие рынди покидали оскудевшие родные земли в поисках лучшей доли. Только оказалось, что не нужны пришельцы никому в стране людей. А скорняков – когда-то давно отец выделывал кожу – своих хватает. И грузчиков в порту хоть отбавляй, а в погоне за хлебное место чужака и убить незазорно. Пришлось уехать в Затопленный город, поселиться в нише-норе, куда не поступал солнечный свет. Отец не сдавался, брался за любую работу. Я помню, как по вечерам он, вымотанный и пропахший усталостью, целовал жену в нос, гладил меня по волосам. В редкие свободные часы он зажигал лучину и обучал меня Словам по единственной сохранившейся у нас книге. Он умел читать, а мать даже писала стихи. Но Затопленный город отобрал у них все знания.
Когда отец взялся играть в кости, мамаша закатила истерику. Но он успокоил:
– Я ж ради нашего благополучия стараюсь.
И правда, все выигранные деньги отец нес в дом. Выкладывал горсть монет на стол и хвалился:
– Удачный расклад выпал. Ни в чем себе не отказывайте.
В выигрышные дни я получала малюсенькую шоколадку, которую ела медленно, долго смакуя удовольствие. Мамаше перепадали всякие безделушки. Наверное, у отца был талант, потому как в кости ему везло.
В общем, могло показаться, что все наладилось.
Но вскоре мелкого выигрыша у пьянчуг Затопленного города отцу перестало хватать, и он подался в трущобы. Запил, потому как в трущобах пили все без исключения. Проигрывался все чаще, а если и выигрывал, то деньги не отдавал – говорил, что ему понадобятся на следующую игру или чтобы отыграть свое прошлое поражение. Вынес те вещи, что когда-то дарил.
Стаскивая с материнского пальца кольцо – мать не хотела отдавать то, полюбившееся ей, – он переломал ей палец. Но даже не извинился. Для него перестало существовать что-либо, кроме дешевого алкоголя и костей.
А потом отец связался с кем-то, кто мог сожрать его заживо, – и крупно проигрался.
В тот роковой день человеческий громила вволок пьяного папашу в нору. Приставил к его шее кинжал и пробурчал:
– Баба, тащи все, что есть.
Мать рыдала, несла скудные пожитки, но по скучающему лицу пришедшего было понятно – этого недостаточно.
– Негусто, – подытожил он, с отвращением покопавшись в тряпье. Внезапно его осенило: – Девочка, иди-ка сюда. Сколько тебе лет?