— Только о мебели? — переспросил Джон.
— Я рассказал, что отец собирал всякие деревяшки. Несколько гарнитуров он купил в Европе. Есть еще пара буфетов от известной бостонской фирмы. Конец девятнадцатого века. Правда, мебель из курительной комнаты в налете табака. Отец курил слишком много. Когда прикасаешься, кажется, что руки прилипают к спинкам стульев или креслам. Ольга достала чековую книжку и сказала, что половину заплатит вперед. Но я ответил, что аванс не нужен. Пусть заплатит в тот день, когда будет все выводить. И желательно наличными, а не чеком.
— Не секрет, о какой сумме шла речь?
— Я сам не люблю секреты. Шестьдесят тысяч долларов. Совсем недорого за коллекционную мебель и роскошные ковры.
— Может быть, Ольга рассказала вам о своих планах или…
— Нет, нет. Я спросил, была ли она раньше в наших краях и как ей нравится в Лос-Анджелесе. Она ответила, что училась в калифорнийском университете. Сказала, что всегда любила Лос-Анджелес. Я позволил себе не согласиться, сказал, что Лос-Анджелес на мой вкус — это большая унылая деревня. Вот и все. Она села в машину. И больше не позвонила и не приехала. Позже я подумал, что аванс надо было взять.
Роберт проводил гостей к машине, протянул руку и пожелал удачи. А потом добавил:
— Все-таки на вашем месте, Джон, я бы обратился в полицию. Заниматься частным расследованием — опасно. Да, да… Один мой знакомый, от которого ушла жена, попытался ее искать. И что же? Ему сломали обе ноги и еще несколько костей. Да… В разных местах тела. Любовником его супруги оказался опасный гангстер. Этому типу не понравилось, что за ним наблюдает самодеятельный сыщик и… Иногда лучше отпустить женщину, которая тебя разлюбила, чем приниматься за ее поиски. Это мое мнение. Надеюсь, что в вашем случае до увечий не дойдет.
Джон с невозмутимым видом выслушал монолог хозяина поместья, кивнул в ответ, собрав душевные силы, изобразил улыбку.
— Я тоже на это надеюсь. Все-таки хочется пожить здоровым человеком.
Машина развернулась на круглой площадке перед домом и стала медленно спускаться вниз с холма по извилистой дороге. Радченко сидел на пассажирском сидении и посмеивался. Лицо Джона сначала порозовело, затем сделалось бурым, как кирпич. Через минуту кожа пошла багровыми пятнами, будто ему надавали пощечин, но не рукой, а строительной лопатой. Радченко отвернулся и стал смотреть на придорожные кустики и красноватую землю, выжженную солнцем.
— Ты слышал: этот сукин сын мне угрожал? — сказал Джон. — Ушам своим не верю. Он устроил мне настоящий допрос. А потом еще и угрожал. Господи… Еще минута — и я бы его кончил.