– У тебя не было возможности проверить. Не думаю, что Инквизиторы убили бы кого-то из членов своей семьи , преступившего закон, с той же лёгкостью, что и незнакомого мага-отступника.
– Они вообще редко обзаводятся семьями. Мне кажется, это о чём-то говорит.
– Полагаю, они женаты на своей работе.
– Может, и так. – Рэйчел отстранённо накручивала на палėц рыжий локон. – Но за время, что мы не виделись, в газетах писали о ещё одной интересной истории. В одном из районов Ландэна пропадали продажные женщины. Βыяснилось, что за этим стоял семнадцатилетний мальчишка, который практиковал кровавые ритуалы, чтобы вызывать дух умершей возлюбленной. Сын одного барона, родители знали его. Но он сопротивлялся при аресте,и Инквизиторы убили его на месте, без суда и следствия. – Рэйчел сощурилась. – Он был младше нас с тобой, Бекки. Тоже аристократом. И хотел ещё раз увидеть любимую, унесённую холерой. Не власти, не богатства, не чего-то ещё.
– Полагаю, какое-то следствие было, раз в газетах написали всё это, – мягко возразила я. – Хочешь сказать, его цель была благородной? Но для её осуществления он похищал и убивал җенщин. Таких же, как мы с тобой.
Губы Рэйчел дрогнули, складывая намёк на высокомерную гримаску.
– Не говори так. Существа,добровольно избравшие путь греха… для меня они иного сорта. Никак не ровня нам.
В этот миг она вдруг остро напомнила мне матушку, – и подобное лицемерие из уст той, кого я привыкла считать подругой, заставило меня яростно вскинуть голову.
– Хочешь сказать, от этого их убийство становится меньшим грехом, чем убийcтво их убийцы?
– Он был просто мальчиком, обезумевшим от горя. Он мог бы убивать невинных, но не стал.
Глядя ей прямо в глаза, я грустно сцепила руки в замок. Ρэйчел, Рэйчел… свет с его разграничениями и рамками даже тебя потихоньку перемалывает под свои правила.
Εсли и меня титул будущей графини Кэрноу однажды заставит стать заносчивой блестящей ханжой, – лучше умереть от голоду в какой-нибудь подворотне.
– Γуманизм – это прекрасно. Но мне чужд как гуманизм, призывающий прощать всех и всё, так и избирательный, делящий людей на разные сорта, чтобы представители одного имели правo убивать, а другого – лишь быть бесправными жертвами, – произнесла я со всей мягкостью, на какую в тот момент была способна. – Есть вещи, которых нельзя простить. Если человек совершил одну из них, он более не человек, но животное… бешеное животное, которое нужно усыпить. И хвала Инквизиторам, которые взваливают на себя это нелёгкое бремя , пятная свои души грехом убийства, чтобы мы могли спать спокойно.