— Мун, сюда.
Точно послушная собачонка, я устремляюсь на зов. Сестрички оглядываются на меня с некоторым любопытством, но почти сразу их захватывает то, что говорилось за закрытыми дверями, и они расплываются в улыбках и исчезают за поворотом. Я нерешительно топчусь на входе.
— Мун, — в голосе Октазии звенит сталь.
Я делаю ещё несколько шагов.
— Дверь, — почти шипит она.
Послушно закрываю створки за собой. Сердце снова колотится в висках. Глаза Октазии метают громы и молнии. Фероуз хмурится:
— Октазия, свет очей моих, я был свидетелем совершенно безобразной сцены.
Я низко опускаю голову.
— Простите, господин, — Октазия кланяется. — Это больше не повторится.
— Ты даже не спросишь, что именно? — насмешливо уточняет Фероуз.
Она вспыхивает. Честное слово, никогда не видела её такой… смущённой. Он вновь смеётся, хотя не слишком весело.
— Может быть, Мун изволит об этом рассказать, — елейно предполагает Октазия.
Смотрю на Фероуза, он одобрительно кивает. В сердце загорается надежда: это мой шанс избавиться от Вездерука или хотя бы немного его усмирить!
— Везде… — я запинаюсь, вспоминая, что надо звать его по имени. — Ильфусс меня домогался, мне пришлось защищаться. Господин Фероуз меня спас.
Он щёлкает пальцами:
— Вот именно. Октазия, мне крайне неприятно знать, что подданные империи в твоём доме не в безопасности.
— Но она всего лишь… — Октазия закусывает губу (Фероуз смотрит на неё ледяным взглядом) и склоняется в глубоком поклоне. — Я прослежу, чтобы этого ужасного человека изгнали из моего благородного дома. Благодарю вас за то, что открыли мне глаза на творящиеся здесь беспорядки.
Я сглатываю: ей жаловались на Вездерука, но она никогда его не наказывала. Её обещание — правда или вежливая ложь?
— Спокойной тебе работы, — едва улыбается мне Фероуз и взмахом руки отправляет прочь.
Он вновь смотрит на Октазию, её щёки пылают. Бесшумно выскальзываю из гостиной и затворяю двери. Хочется верить, что она сдержит обещание, но пока Вездерук здесь, и следует вести себя осторожно.
Третий час я помогаю на кухне. Пот струится между лопаток, лицо наверняка такое же багровое, как у кухарок. Сегодня первый день, когда я выполняю чёрную работу с радостью: здесь слишком много людей, чтобы Вездерук попробовал до меня добраться. Даже переодеваться не пришлось идти: мне одолжили сорочку, и одежда быстро просохла у очага.
Пока вырезаю косточки из вишен (с пальцев будто капает кровь), мысли крутятся вокруг сегодняшних событий. Я никого не обнадёжила по поводу Вездерука, но то и дело обмирала, представляя, какой замечательной может стать жизнь без него.