Обдумываю возможную подмену на бал: спрашивала у кухарок и служанок, но, к сожалению, Октазия почти всех слуг одолжила на подготовку к балу, и у остальных было слишком много работы, чтобы разрываться между императорским дворцом и домом. Но я ещё надеюсь, что уговорю кого-нибудь из городских знакомых меня подменить.
Рядом шумно шкварчит лук.
Дверь распахивается, у дворовой девчонки огромные от изумления глаза:
— Вездерука выгоняют!
Миг молчания, только кастрюли и сковородки шумят, и кухня взрывается недоуменными возгласами. Всё равно не верится. Вместе с девушками и молодыми женщинами я выкатываюсь в коридор, мчусь к заднему выходу, откуда слышится улюлюканье.
Мы высыпаем на потёртое крыльцо.
Октазия стоит у фонтана, придерживая рукой чёрную накидку, губы плотно сжаты. Вездерук стоит перед ней на одном колене, из носа снова подтекает кровь. Не знай я, кто ему физиономию изукрасил, подумала бы, что кто-нибудь из слуг Октазии его так.
— За что это его? — шепчет кто-то за спиной.
Все смотрят с любопытством. Меня радует, что сочувствующих ему не видно: значит, не зря он своё получил.
— Ты опозорил меня перед высоким гостем, — выдыхает Октазия. — Ты… Чтобы я тебя больше здесь не видела, ты больше не принадлежишь этому дому. Вон.
Вездерук поднимается.
— Тебе это с рук не сойдёт! — бросает он в толпу, но смотрит на меня, только на меня.
— Вон! — Октазия указывает на ворота.
От злобного взгляда Вездерука замирает сердце, с трудом сглатываю. Он поднимает с земли серый узел с вещами и, перекинув его через плечо, неровной походкой топает к воротам. Перед тем, как закрыть дверь, Вездерук вновь смотрит на меня, и в его глазах я читаю обещание мести.
Створка ворот захлопывается. По толпе прокатывается восторженный выдох. Октазия оглядывает нас с негодованием, но даже это не портит радость избавления от Вездерука.
Возвращаясь на кухню, девушки и женщины перешёптываются.
— Что же случилось?
— За что его так?
— Может, он к ней попробовал приставать?
— Или к дочкам её?
— Украл что-нибудь?
Вопросы терзают меня, как жужжание пчёл, вопросы касательно меня: будет ли Вездерук сторожить меня у ворот? Или на рынке? Он собирается уехать или останется в столице? Как долго продлится его гнев?
Особенно радуются молодые девушки, две даже обнялись на радостях. Повариха, выслушав известия, достала из погреба немного браги.
***
В закрытом экипаже душно. Краем глаза замечаю, как морщины на руках разглаживаются — личина Фероуза спадает с меня, остаётся лишь тёмно-фиолетовые с красными звёздами одежды старшего мага, теперь они не висят на мне, а плотно облегают тело. Провожу ладонью по лицу: вместо длинной бороды — двухдневная щетина. Всегда поражает, что такие сильные изменения происходят безболезненно. Может быть, больно превращаться в девушку, но смелости проверить никогда не хватало. К тому же было бы печально, если бы всякое общение с подданными под чужим обличием сопровождалось неприятными ощущениями.