Справлюсь ли я с правлением?
Зачем мне это всё?
Закрыв глаза, потираю переносицу и почему-то вспоминаю Мун, её взгляд испуганной лани. Она теперь тоже моя семья. Сигвальд — он достоин такой заботы, достоин усилий по сохранению мира. И Мун. У них ведь будут дети, им тоже нужны покой, мир, защита.
Мун… Я слишком много о ней думаю. Это и понятно: жена единственного сына, принцесса. Её родителей погубил я. Наверное, она считает меня властолюбивым тираном, жадным до чужих земель.
Сам не заметил, как подошёл к росписи о взятии Вегарда. Славное было сражение. А ведь меня устраивала граница по горной гряде и этой стене-крепости. Мои владения как раз приобрели компактную почти круглую форму, достойных соперников по мою сторону гор не осталось, меня устраивал мир.
И ведь, главное, король видел, что за каждое вероломное нападение на границу своих земель я рано или поздно отвечаю завоеванием, а всё равно попытался оттяпать у меня долину. И тогда я уже был не властен над ситуацией, мне надо было ответить или позволить созданному разваливаться от мелких ударов соседей, от неуверенности людей в их правителе.
Я смотрю на змею, вылезающую из фляги на поясе одного из пленных. Воспоминания о том дне и кинувшейся на меня песчаной гадюке становятся такими яркими, что я почти слышу крики сражающихся. Тянусь рукой к изображению, чтобы убедиться — это только картинка. Краска холодит пальцы, подушечками ощущаю шероховатость стены.
— Эта змея… — от голоса Мун внутри всё сладко сжимается.
«Ненавидит ли она меня?» — вопрос и глупый, и важный.
Вроде она всего лишь девчонка, и в то же время от неё зависит моя жизнь.
Разворачиваюсь, она вздрагивает. Изящная, соблазнительная, настолько притягательная, что от одного её вида я горю от страсти и с трудом сдерживаюсь. Жена моего сына. А я смотрю на неё и думаю о её нежной коже, о форме плеч, по которым приятно скользнуть ладонями, о грудях, будто просящихся удобно лечь в мои руки, о её тонкой талии и широких бёдрах, о лоне, которое чуть не стало моим, о её ногах, о женском запахе, который мне до крика хочется почувствовать.
Горячее, тягучее возбуждение сгустило мою кровь и наполнило тяжестью мышцы и чресла.
Я хочу её, невыносимо хочу прямо сейчас, но права на это не имею.
В висках гудит взбудораженная кровь, я не сразу услышал её вопрос:
— Вам правда подсунули змею?
— Да, — сипло бросаю я, широкими рукавами прикрывая пах, чтобы она не заметила, как сильно я её желаю. — Мне надо идти.
Разворачиваюсь и ухожу, понимая: ещё немного рядом с ней — и не сдержусь.
Глупо, глупо это всё, но… В Мун есть что-то такое, что заставляет разум умолкнуть, а сердце трепетать. Крайне опасное состояние для Императора.