Они выкупили особняк в центре Викара, их завалили приглашениями и просьбами о встречах. Родители очень растерялись, но Фероуз помогает им наладить быт. Я не могла не задаться вопросом, помогал Фероуз от чистого сердца или по приказу Императора. Хотя мне, наверное, стоило думать, что идея помочь моим совершенно не привыкшим к такой жизни родственникам исходила от мужа.
Обрисовав ситуацию в целом, Фрида пускается рассказывать о красоте дома и сада, о новых вещах и одеждах, об уроках танцев и этикета, о том, сколько у неё теперь поклонников и как непривычно, что с утра не надо вставать на заре и идти в поле.
Фрида вновь вцепляется в мою руку и спрашивает:
— А как Император?
К лицу приливает кровь:
— В смысле?
— Ну… он страшный? Говорят, он просто ужасающий.
— Не заметила.
— И он тебя… не притесняет? Всё же ты дочь прежних правителей.
— Нет, он… очень добр.
— А он показывал… ну… сушёные головы короля и королевы?
— Нет. И не упоминал о них. Вероятно, это глупая сплетня.
Наверное, мне должно быть грустно вспоминать, что он виновен в смерти моих настоящих родителей, но мне становится как-то… странно: не грусть, не злость, может, только отдалённое сожаление о потерянной семье. И немного неловко, что я не испытываю гнева или жажды мести.
Наверное, я должна ненавидеть Императора, а не тонуть в его насмешливых глазах.
— А принц похож на отца?
И хотя внешне они похожи, я почему-то отвечаю твёрдое:
— Нет. — Пытаюсь осознать. — Они как огонь и вода.
— О. Не ладят друг с другом.
— Нет. — Мотаю головой. — В сравнении с Императором при… мой муж… — с губ чуть не срывается «блеклый», краснею, — он более размеренный, мирный.
Хотя и Император вроде не воинственный сейчас, но не могу объяснить ощущение, всё как-то… неопределённо и странно, и хочется скорее закончить этот нелепый разговор:
— Хочешь посмотреть дворец?
Глаза Фриды вспыхивают от восторга, и мы одновременно улыбаемся.
***
Иногда я задаюсь вопросом, зачем мне Империя. Я не желал её, я просто хотел свободы, мечтал о безопасности для себя и семьи (очередной семьи, которую отнимали мои враги или болезни), мечтал просто вырастить детей в мире, и вот сейчас я не свободнее мальчишки кочевого племени, которым родился много лет назад.
Я не смог защитить двенадцать из тринадцати своих детей, не смог защитить ни одну из шести жён, и вот теперь пытаюсь защитить подданных невообразимо огромной Империи, и будто мало мне забот — они сами норовят повредить себе или мне. Я так устал, что уже не уверен, справлюсь ли с этой непомерной задачей.
Я больше не могу думать о разворованных деньгах, о дорогах, которые снова надо строить, о северных крепостях, обираемых их же комендантами. Оставив документы на помощника, я покидаю библиотеку.