Вечер выдался прохладный, с задувавшим ветром, который сыпал листьями, опадавшими на порыжелую траву. Как только я взялась за холодную мокрую ветку, чтобы сорвать красивый лист, как меня кто-то окликнул. Оказывается, на алее стоял и курил Михаил Булатов.
Он сжал мои руки, как бы приветствуя меня и сказал:
— Замёрзните. Вы таком в лёгком платье… Надо возвращаться.
— Да у меня голова гудит. Я уже устала от застолья, вообще, не очень всё это люблю. Если бы не Максим — давно бы ушла. Хочется поддержать его…
— Да, Максим Ковалевич — славный парень, один из немногих оставшихся независимых художников, — как-то тихо, будто себе под нос, произнёс писатель.
— А остальные что, уже не свободны? — удивилась я.
Булатов тяжело вздохнул, швырнул окурок в урну, поправил причёску и оглянулся. Аллея была пуста.
— Ну, будем откровенны и без церемоний. Большинство тех, кого вы видите, уже подписали договор, — сказал он чуть дрогнувшим голосом.
— Договор с кем?
— С Сублицким…
— Это один из заместителей комиссара? Но ведь есть же сам Барабанов…
— Барабанов ничего не решает. Ты получаешь зелёный свет, когда подписываешь договор с Сублицким, продаёшься новой власти. Да, милая Гера, это уже и не та власть, что пришла в семнадцатом. Происходит «тихий переворот». Предскажу, что тех, кто начинал революцию, вскоре вырежут всех, без остатка, либо же отодвинут на задворки… Те, кто хочет остаться у кормушки, у руля, жить и работать — подпишут договор. И их души будут у Сублицкого!
Зашумели деревья под ветром, и несколько листьев, кружась, упали на аллею.
— Хм, а Боков? Какой необычный человек. Его ведь не сломишь — в задумчивости произнесла я.
Булатов начал шарить в карманах, вынул новую папиросу и опять закурил. Затянувшись, кашлянув, он произнёс:
— Боков — осколок старого мира… Он даже не осколок, а остров! Он ещё из тех романтиков, кто застал бурю и делал бурю. Последний демон. Но мне, кажется, и его могут либо приручить, либо уничтожить.
— А кто же не подписал этот договор?
— Ну, Максим ещё держится. Я… Жора Аггелов…Алёшин… Ещё кто-то… Но что из этого выйдет?
— Боже мой, неужели всё это так обязательно? — недоумённо сказала я.
— Если хочешь нормально жить и работать — да! А не подпишешь — пробивайся сам!
Он подмигнул мне:
— Ну, ничего, пробьемся! В следующем месяце — премьера моей пьесы в театре. Приглашаю вас, контромарочки будут.
Я поведала Булатову о том, что мою квартиру займёт Верлада.
Михаил шепнул на ухо:
— Не бойтесь, вам он ничего не сможет сделать! Будут трудности, не гнитесь перед ним, ничего не просите, а обращайтесь ко мне.