После этого случая Леонид Ильич сам с грустью понял: он больше не стрелок.
Но от охоты не отказался. Так же сидел на вышке или в машине, так же выжидал зверя, но… не стрелял. Ружье он передал нам, «прикрепленным». Мы стреляем, а он рядом переживает.
Последний раз он «охотился» за сутки до смерти.
После смерти всякого вождя память о нем стирается, изничтожается. Отбрасывают в сторону, в тень, всех тех, кто окружал его. Чтобы они не напоминали о «бывшем». В этом было одно из угождений новых верноподданных.
Кому мог помешать Щербаков, старый опытный егерь, десятилетиями служивший верой и правдой своему делу, знающий огромное хозяйство как свои пять пальцев, живущий и работающий далеко в стороне от всех событий?
Мы перезванивались иногда. Как-то он сообщил мне:
– По-моему, готовят документы о моем уходе на пенсию.
Ему только-только перевалило за шестьдесят.
– Подожди, я выясню.
Министерство обороны всегда держало со мной связь. Ко мне как раз в это время обратился помощник министра обороны:
– Что теперь будет с охотничьим хозяйством – при нас останется или отберут?
Я обратился к Горбачеву, он сказал:
– Пусть останется как загородная резиденция. Я перезвонил помощнику и упомянул о егере.
– Нельзя ли оставить его как бы консультантом? Он же все знает.
– Нельзя. Коллектив против…
Помощник министра обороны извинился передо мной.
А я – перед егерем. Я знал, что не коллектив против, а новый директор, «новая метла». Я позвонил:
– Извини, Василий Петрович, извини, ничего не смог сделать.
…Не знаю почему, Брежнев любил охотиться со мной. Возвращаемся из леса на базу.
– Ты не можешь со мной завтра поехать на охоту?
– Мне неудобно, Леонид Ильич. Завтра Володя Собаченков меня меняет.
– Ты не волнуйся, я у него спрошу.
В общем-то, какая проблема? Генеральному распорядиться, Собаченкову бы позвонили: «Завтра не приезжай». И все дела. Но Леонид Ильич чувствует неловкость, бестактность даже.
На другое утро бреется, я – рядом. Появляется Володя Собаченков. Брежнев просит:
– Володя, ты не будешь против, если Володя со мной поедет?
– Что вы, Леонид Ильич, конечно.
Брежнев продолжает испытывать неловкость.
– А ты знаешь, я тебя одного отпущу на охоту. Тебе же и самому интереснее. Возьми егеря.
Этот эпизод очень точно характеризует взаимоотношения Генерального с окружением из низов. К людям он привыкал, привязывался, держал их на близкой дистанции – ни кичливости, ни барства не позволял. Простота в общении была более чем естественной. В этой близости и привязанности к рядовым людям были и плюсы, и, как ни странно, минусы.