тъезд в армию ускорила тревожная весть о болезни Кутузова. Раевский знал Михаила Илларионовича с давней поры, когда начинал службу в потёмкинской армии. Там он часто встречался с израненным генералом, ведавшим охраной морского побережья. Тогда у опытного военачальника, героя штурма Измаильской крепости, и молодого полковника возникли тёплые доверительные отношения, сохранившиеся по сию пору.
На рассвете экипаж, в котором ехал генерал, подкатил к застывшему Неману. За рекой начиналась земля Польши, на которую перенеслись боевые действия против отступившей армии Наполеона.
Глядя на замерзшую реку, Раевскому вспомнилось стихотворение поэта-офицера Батюшкова. Он служил в штабе Кутузова, умело сочинял вирши, о которых Пушкин позже отзывался с похвалой.
В Каменке больной Раевский прочитал в рукописи стихотворение Батюшкова о переходе русских войск через Неман 1 января 1813 года:
Снегами погребён, угрюмый
Неман спал.
Равнину льдистых вод, и берег опустелый,
И на брегу покинутые сёла
Туманный месяц озарял.
Всё пусто… Кое-где на снеге труп чернеет,
И брошенных костров огонь, дымяся, тлеет,
И хладный, как мертвец,
Один среди дороги,
Сидит задумчивый беглец
Недвижим, смутный взор вперив
На мертвы ноги.
И всюду тишина…
Там, у Немана, Раевскому действительно представился французский солдат, покинутый ушедшей с российских просторов армией.
Как ни спешил генерал представиться главнокомандующему, однако застать в живых Михаила Илларионовича Кутузова не успел. 16 апреля 1813 года он умер в небольшом силезском городке Бунцлау. Совсем обессиленный, он тем не менее продолжал командовать, уверенный в успехе предпринятого заграничного похода.
С большими почестями прах Кутузова был похоронен в Казанском соборе в Петербурге. «Великая для всего Отечества потеря. О нём плачет вся Россия», — писали в те дни современники.
В Бунцлау позже был воздвигнут памятник с надписью: «До сих мест довёл князь Кутузов-Смоленский победоносные российские войска, но здесь положила смерть предел славным дням его. Он спас Отечество своё, он открыл путь к избавлению народов. Да будет благословенна память героя».
Раевского принял Барклай-де-Толли:
— Принимайте под своё начало гренадерский корпус.
— Гренадерский корпус? Не ослышался ли?
Таких пехотных формирований в русской армии не было. Имелись полки, дивизии, в которые зачислялись крепкие, сильные солдаты, способные не только владеть штыком штуцера и метко стрелять, но и далеко метать совсем не лёгкие гранаты, поражая неприятеля в ближнем бою.