— А что вы на этот счет думаете, Сенвиль?
— Не все, — раздраженно ответил инспектор, повернувшись к Жан-Марку. — Вы говорили, что, когда перед Лионским вокзалом в Париже увидели, что чемодан заменен, вам оставалось времени ровно столько, чтобы вскочить в отходящий поезд. — Жан-Марк кивнул. — И вы хотите нас убедить, что американец рассчитал все до секунды?
— Простите, но это очевидно, господин инспектор! Отсюда и так называемая авария. И дорогу он удлинил, нарочно ехал бульварами!
— И не было ни одного свидетеля? — спросил Сенвиль, во время допроса на улице Дюмон не задававший ни одного вопроса. — Никто не проходил мимо, когда вы чинили машину?
— Я не чинил, господин инспектор, это он. Я ему только помогал, светил фонарем! Мимо проезжали автомобили, но на большой скорости, ни один даже не притормозил. Лило как из ведра. А может, кто-нибудь нас и заметил. Это было между одиннадцатью и четвертью двенадцатого. А если дать объявление в газету?
Оба полицейских промолчали.
— А когда он перед отелем «Марсель» предложил вам свою помощь, рядом никого не было? — спросил Сенвиль.
— Если бы это произошло буквально на две минуты раньше, при этом был бы господин Беда, хозяин гостиницы. Но он как раз пошел спать, я сам ему предложил. Была ужасная погода! Конечно, бандит ждал в своей машине где-нибудь в конце улицы! У меня никогда не было врагов, я никому не причинил зла, любой может подтвердить, а все же кто-то хотел мне отомстить.
— Если кто-то кому-то мстит, то, естественно, имеет для этого повод, — сказал Тевене. — Вам знаком этот американец? Советую честно признаться.
— Клянусь, нет! Я его в глаза никогда не видел! Это какой-нибудь завистник! Мне нужно отдохнуть, у меня голова раскалывается! Отпустите меня, умоляю вас!
— Жертва отдыхает за вас двоих, господин Берже, — ответил Тевене. — Ваши показания очень путаные.
— Они правдивые! — воскликнул Жан-Марк.
— Они ложные, — со зловещим спокойствием ответил Тевене.
В первый раз за все время работы на комбинате Сен-Поликарп Жонне очутился в кафе утром буднего дня. Это было кафе на улице Вобан, улице через маленькое «у», потому что большое «У» означало для него теперь улицу, на которой располагалась криминальная полиция. Он вышел из комиссариата один, без Жан-Марка. Полиция задержала его единственного сына, надежду рода, под предлогом, что он — главный свидетель. Почему главный, если вся семья видела содержимое чемодана? Ведь это он, Жонне, развернул полотенце! Полиция имела наглость не только задержать его ребенка, но и не позволить с ним увидеться! Не позволить отцу увидеться с сыном! Допустимо ли такое? Он их так просил! Все напрасно. Сходя по ступенькам, он слышал, как один полицейский сказал другому: «У нас новый человек в камере предварительного заключения! Паскудная история…» Не может быть двух паскудных историй в один и тот же момент и в одном и том же месте. Жонне знает, что такое камера предварительного заключения! Это клетка для диких зверей. И Жан-Марк заперт в ней, как бешеное животное, как буйнопомешанный! Дела складывались так ужасно, что Жонне хотелось довершить этот кошмар глотком чего-нибудь крепкого в рабочее время.