Последние слова он почти выкрикнул и так посмотрел на всех у костра, будто это они были виноваты.
— Ничего, — хмуро сказал Степан, — бывает, что и на сильных, да на богатых управу находят.
— Как?
— Был бы кистень, нож острый.
— Это и мы знаем, — согласился Эмет, — аркан, да лук тугой, да сабля, да глаз верный. Да все равно голову сложишь. Гулять недолго придется.
— Ничего, — сказал Томила, — зато душу отведешь, а повезет — и башка цела останется.
— Останется, если воля аллаха будет. Был у нас в степи Худояр-удалец. Поплакали от него князья-султаны. Спуску им не давал. С год, наверно, наводил на них страх. А потом вдруг пропал. Будто сквозь землю провалился. Никому не дался. Как пришел, так и ушел — неведом. Одни говорили — на север подался, другие говорили — на закат солнца.
— А он — везде, — медленно проговорил Ворон, отвел глаза от догоравшего костра, посмотрел странно.
— Это как, то есть — везде? — усмехнулся бобыль. — И что ты про ихнего Худояра знать можешь?
— У них он Худояр, — прищурился Ворон. — А у нас — Кудеяр. Только сказки эти опасные.
Томила встрепенулся:
— Кудеяр? Так кто ж про Кудеяра не слышал! Но все по-разному говорят, а толком никто не знает.
— Знать про то опасно. Потому никто и не знает. А кто знает — молчит. Дело царское, тайное. Тут башку еще верней потерять можно.
Серафима зябко передернула плечами:
— Так и ты молчи, чего на рожон прешь?
— Не век же молчать. Уже далеко ушли и дальше уйдем, где ж и уста отомкнуть, как не в отдалении.
— Расскажи, мил-человек, расскажи, — просительно молвил бобыль. — Пусть, что было, останется, хоть оно и царское, и тайное, пусть люди про Кудеяра правду узнают.
— Кудеяровы дела и начала далеко уходят, — помолчав, заговорил Ворон, — еще в те поры, как на Москве князем сидел Василий, батюшка нынешнего царя Ивана Васильевича. И ходила у князя Василия в супругах княгиня Соломония, из рода бояр Сабуровых, лицом прелестна и нравом хороша и покладиста, за что любил ее великий князь Василий сверх всякой меры. Вот неладно однако было, что не дал бог княгине Соломонии детушек, а великому князю наследник первее да важнее всего на свете. Приказывает великий князь супругу свою Соломонию в Суздаль-монастырь заточить, и в старицы-монахини насильно постричь, и чтоб имя у нее отныне было не Соломония, а Евфимия. И все так совершилось, хоть обливалась Соломония слезами, и пойманной птицей билась. Великий же князь Василий взял себе в жены Елену Глинскую.
Ночь густела. Степан подбросил дров, костер опять начал разгораться. Внизу плескала вода. Тихо, медленно по небу шли редкие облака. Люди смотрели в костер, слушали задумавшись.