— Ну? — прошептал Томила. — Ну? И что же?
Трудно передохнул Ворон:
— Задушил ту змею в своем сердце Юрий и ускакал прочь. Как ветер умчался, навсегда — от войска, от Казани, от людей — в леса, в дебри. В те поры и появился нежданно-негаданно Кудеяр…
Недобро усмехнулся Степан и спросил:
— Мысленное ли ты дело, Ворон, рассказываешь? Это, по-твоему, выходит, царской крови князь Юрий — Кудеяр и есть?
— Ах ты, боже мой! — всплеснула руками Серафима. — И зачем это!
— Кто уши имеет, тот пусть сам и слышит, — отвечал Ворон, — думает. Чего каждому разжевывать? Кудеяр он Кудеяр и есть. Кто ветром служит, тому, знаешь, дымом платят. Так и у Кудеяра вышло — все, что ни было, — дымом развеялось. Потешил душу с ватагой, пощипал бояр, купцов на больших дорогах, поймал казны немалыя, а потом пропал, сгинул, и не слыхать про него теперь ни в каких концах, будто и не было. Ни про него, ни про ватагу Кудеярову.
— Куда ж сгинул?
— Пойди, спроси, — усмехнулся Ворон.
— Нет, уж пусть лучше другие ходят, спрашивают, — покачал головой Томила, — а наш путь известен: дол заповедный, где руки трудятся, а душа счастлива.
— Туда, где рай земной? — блестя черными глазами, спросил Эмет.
— Туда. С нами хочешь?
— Хочу.
— А ты? — Томила повернулся к бобылю.
Тот покачал головой:
— Нет, не хочу. Я сам по себе проходящий.
С утра сеял мелкий дождь.
Лес шел все гуще. Деревья стояли стеной. То был вокруг осинник, а то целыми верстами ели тянулись — черные, высокие, косматые. Лесная дорога делалась все уже, а куда она вела, и сказать нельзя было.
Пятеро по-прежнему шли все на восход солнца — и далеко уже забрели, как-никак — второй месяц шагали. Лето уже кончалось, подступала осень. Шли и шли через леса, через поляны лесные, через речки. Начались потом уж и холмы — сначала пологие, потом все выше, да круче. И они тоже все поросли лесом.
По Заволжью первое время нет-нет и попадались селения — и русские, и татарские. Татарских было, однако, больше. Но чем дале брели Ворон и его спутники, тем народу по лесам, да по прогалинам лесным попадалось все меньше. Впереди угадывалась пустыня. Но они, кажется, той пустыни и жаждали, хоть каждый шаг давался все труднее.
Кормились больше все рыбою. Иной раз в дуплах у пчел мед брали. Едва на отдых под вечер становились, Серафима все вокруг обходила, приносила грибы, которых здесь великое множество. И грибы жарили, ели.
Эмет нес с собою лук и стрелы. Однажды свалил лося, которого тут же освежевал и разрубил на части. Куски лосятины, посолив, несли с собой несколько дней, постепенно пуская их в пищу во время привалов. Мясо жарил Томила. Он натирал его лесными кореньями и травами; потом разводил костер, а когда прогорало пламя, сгребал красные уголья в кучу. Насаживал мясо на тонкую жердь и держал над жаром, поворачивая то одним, то другим боком. То, что поджаривалось и было готово, отрезал длинным, острым, как бритва, ножом и оделял спутников своих, сидевших вокруг.