Тянуло дымком, пряным духом поджаренного мяса. Вокруг лежала ночь, лес полнился шорохами, то близкими, то далекими вскриками ночных птиц. То был малый мир путников, их зыбкий уют, который скрашивал отдых после долгого шаганья по лесным чащобам.
Тут же, рядом, лежала поклажа, — туго увязанные мешки с их нехитрым скарбом и стоял, прислоненный к дереву, Эметов лук из двух громадных бычьих ребер, связанных жилами воедино, выкрашенный яркой красной краской. Он был невероятно туг. Чтобы накинуть тетиву, Эмету каждый раз приходилось звать кого-нибудь на помощь — Степана или Томилу. Зато и посылал тот лук стрелы со страшной силой — лося, которого подстерег Эмет, пронзил насквозь, так что наконечник стрелы вышел с другого бока, — и зверь рухнул замертво.
В тот день поднялись рано — на рассвете зачастил дождь — и решили от него уходить. Все лучше идти, чем сидеть в дырявом, наспех поставленном шалаше.
Когда день начал меркнуть, дождь стих, небо слегка очистилось, открылся вдали стылый красный закат. Тут и углядели путники в стороне, по левую руку от тропы, невеликую лесную избу с крышей, поросшей мохом. Свернули.
Ворон приказал всем стоять, а сам медленно обошел вокруг избы и ее оглядел, и все ближнее место. Насторожившись, смотрел, водил носом, будто принюхивался.
— Ну? — спросил Степан.
— Да ничего, — подумав отвечал Ворон. — Человечьим ближним духом будто и не пахнет. Захаживают сюда, наверно, но не часто. Люди, кажется, добрые. Видишь — дверь снаружи бревнышком подперта. И окна не дырявы, и каждое паюсом, рыбьим пузырем, затянуто.
Внутри оказались сени, да горница с большой печью. В горнице — стол, по стенам — лавки. Все просто, чисто.
Томила усмехнулся:
— Будто кто ждал, да все устроил.
Серафима устало опустилась на лавку, скинула свой мешок с плеч, сказала тихо:
— До чего хорошо. Крыша над головой.
Она занялась печью, осмотрела ее, вычистила. В сенях нашла кадь, при ней два деревянных ведра. Эмет взял их, пошел по воду — где-то неподалеку бормотал ручей. Степан с Томилой достали топоры, пошли добыть дров, сушняку.
Ворон шагал по избе, делался все задумчивее. Остановился, сказал Серафиме:
— А Томила ведь дело сказал: будто кто ждал… Но то все ничего, только бы знать, с добром ли?
…Печь дышала жаром. Сварили в казане кусок лосятины. Поели. Из меда с кипятком Серафима приготовила сбитень. Пили, отдуваясь. Маленьким красным язычком горела лучина, воткнутая в паз стены. Еле освещала горницу.
— Что ж, спать пора? — Ворон встал. — А засов у двери есть?
Томила шевельнулся, сказал сонно: