Вернулся он быстро. Следом за ним в горницу вошел рослый молодец в коротком тулупчике, в меховой шапке. Он улыбался. Черные глаза блестели, кудрявилась, темнея, молодая бородка.
— Мир честным людям! — громко сказал он.
— Мир и тебе, — сказал поп Иван. — А ты бы, Василий, вот что… Ты бы пошел, тулуп снял, и шапку снял, и с моими гостями посидел бы, кипяточку душистого попил…
— А что? И сниму! И тулуп сниму, и шапку… И посижу… А кипяток ваш пить не буду, — он засмеялся, вышел.
— Разговорчивый, — хмуро сказал Авила Парфен.
— Верно, — сказал поп Иван, — а если разговорчивый, значит, у дружка у своего, у Елистарха был…
— И что? — спросил Ворон.
— А то, что если Василий у Елистарха был, значит, вместе они сидели и брагу пили. Глаза-то у него каковы, видел?
— Видел. Веселые…
— То-то, что веселые…
Вошел опять Василий, без тулупа уже, без шапки, в холщовой рубахе, подпоясанный ремешком, и видно теперь стало, что темные волосы его на голове так же кудрявятся, как и бородка на лице.
— Садись, Василий, — сказал поп Иван, подвигаясь на лавке, — садись.
Василий сел с ним рядом. Посмеиваясь, оглядел гостей.
— А много вас тут, — сказал. — Пируете? Поминки устроили по собаке волхва Сергия, которую волк задрал, да? — он засмеялся, вскрикнул озорно: — Осаживай обручи до места.
— Выпей отвару с медком, выпей, — опять начал уговаривать его поп Иван. — Тебе полегчает.
— С чего это мне полегчать должно? — сдвинув брови, спросил Василий.
— Не серчай, Васюта, не серчай. А лучше меня послушай.
— С чего это мне полегчать должно? — упрямо повторил Василий. — Я вижу! Ты, отец Иван, сказать хочешь, что у Елистарха я был? Ну и был! И будто я брагу пил! И что в том? Каждый крестится, да не каждый молится, а я вот так намолился — сколько душа возжаждала! — он провел рукой себе по горлу, — столько, да еще полстолька. И — конец! — он опять засмеялся. Не перечь!
— Да уж тебе поперечишь! Но ты не забывай: у сердитого губы толсты, да брюхо узко.
— Ништо! Не пужай, сдюжим! А что вы тут кипяточек свой пьете, медком заедаете — и то скука великая!
— Всяк делает, что может… В рай за волосы не тянут.
— А я говорю — скука! — Василий помолчал, потом прикрыл глаза, завел мечтательно. — Батюшка мой, Андрей Выксун, сказывал мне. На Волоке на Ламском монастырь есть святой. Тот монастырь царь Иван раз пожаловал. Принес в дар монахам сани вяземские. Сани те немецким алым бархатом подволочены, дуги и оглобли вязовые. Хомут же ременный, с лисьими красными хвостами. И полость в санях — сукном добрым желтым подложена и сафьяном…
— И какая тебе в тех санях корысть, что будто рыдаешь ты по ним и слезы льешь? — спросил Авила Парфен.