Судьба первородной (Александрова) - страница 68

— Я подобные дела не организовываю, — буркнула я.

— Ох уж этот ваш колючий нрав, — вновь расплылась в улыбке Филиция. — Вы знаете, мне даже нравится! — воскликнула она.

На данное замечание слов у меня уже не нашлось. Я решила, что пусть болтает, ведь чтобы ее заткнуть, мне, похоже, придется ее убить. Потому я просто занялась тем, зачем, собственно, пришла. Я перепробовала все, что было на столе. Но ничего так и не нашла. Потому все, что мне осталось, — так это предаться самой мрачной меланхолии. Когда же уже этот Рэйнхард встанет и возвестит всех, что поел, мать его за ногу! Но вместо этого он с задумчивым видом счищал шкурку с ярко-алого сочного яблока и, похоже, намеревался еще и нарезать его тонкими ломтиками прежде, чем съесть.

— Конечно, Елена надолго одна не останется, — с толикой презрения в голосе вклинился в разговор Эрдан, — ведь не просто так она племянница императора…

Я едва не поперхнулась от такой новости, но вовремя успела запить ее водой.

— Да, второй такой партии нам уже не устроить, — покивала Филиция. И можно было на самом деле подумать, что эта дамочка имела непосредственное участие в устройстве будущего своих детей. — Хоть и рождена была от младшей сестры, но все же императорская кровь, — мечтательно причмокнула она. — Гербы Ариен и Гридас, какое чудное цветовое сочетание…

Я устало прикрыла глаза. Более бредового разговора, чем происходил на данный момент, я, пожалуй, в жизни не слышала. А если учесть, что, помимо всего прочего вслух озвученного идиотизма, цветом Ариен был красный, а Гридас — зеленый, то «чудесное цветовое сочетание» было бы чудесным, даже если сочетать пришлось буро-коричневый и нежно-розовый. Стоило матери Эрдана открыть рот, как меня начинало ощутимо потряхивать от едва сдерживаемого раздражения. И с каждым произнесенным ею словом оно лишь нарастало.

— Ах, — печально вздохнула она, — если бы не эта треклятая болезнь! Так не вовремя…

И именно это слово, брошенное ею как нечто само собой разумеющееся, окончательно разбило остатки моего самообладания. С силой обрушив сжавшийся кулак на стол, я и не заметила, как жалобно взвизгнула фарфоровая посуда вокруг меня. Все, о чем я могла думать сейчас, — с каким бы удовольствием вмазала бы этой полоумной.

— Как жаль, — усмехнулась я, — что ваш…

— Я закончил, — оборвал меня на половине фразы Рэйнхард, поднимаясь из-за стола. — Пойдемте, Соль, у нас еще дела.

Да что за на хрен!

— Сынок, позволь Соль договорить, я уверена, ему хотелось сказать что-то очень важное, — этот тошнотворно приторный голос был хуже клинка в сердце.