Но возмутиться, даже мысленно, я не успел.
– Прозит, будь жива.
Всего одна фраза, и даже не особо понятно, о чем речь, но важно другое. Вице-губернатор произносит ее на высоком диалекте! И Майя, что удивительно, прекрасно понимает. Хорошие здесь отношения, добрые и человечные. Вот, например, только что начальник разрешил Майе жить дальше.
Впрочем, я нечто подобное предполагал. Сразу с того момента, когда Михаил, прежде чем вылезти из автомобиля, заставил меня выпить две капсулы, причем и сам последовал моему примеру.
Теперь и я почувствовал, как от господина, сидящего за столом, украшенным чернильницей-бегемотом, исходит ощущение тяжелого, гнетущего давления. То же ощутил, когда встретился с инопланетной тварью в облике бывшего депутата Юсупова. Или иномирной, если быть точным.
– Борис Сергеевич наказание просит вам. Не справляетесь. Заказчики недовольны. Почему так?
Михаил держится молодцом, отвечает четко и по существу, хотя мне видно, как тяжело ему это дается. У самого спина мокрая, полное ощущение, что сидишь на карнизе десятого этажа, свесив ножки, во время урагана и пытаешься открыть зонтик для полного счастья.
Как Михаил отбрехался, я так и не понял. Как говорится, мастерства не пропьешь. Опыт сказывается. Я же потерял нить разговора минуте на десятой и больше ее не находил. Мало того что половина терминов и названий мне незнакомы, так и суггестивное воздействие кошмарное. Что удивительно, мобильник притворялся окончательно мертвым и не подавал ни малейших признаков жизни – конспирировался, умник. Поэтому детектор молчал, как лосось подо льдом в январе месяце на Ангаре, но по ощущениям – как в реакторном зале Фукусимы находишься.
Однако все плохое когда-нибудь заканчивается. После чего наступает очень плохое. Дошла очередь и до меня. Вице-губернатор решил поинтересоваться, почему меня, любимого, не сожрала та самая кровожадная сущность. По всем раскладам я сейчас должен с овощами разговаривать, причем на их языке, в светлой уютной палате с мягкими стенами и решетками на окнах. А вместо этого весь из себя такой живой и относительно здоровый, способный к простейшим арифметическим и иным действиям, несвойственным корнеплодам.
Иллюзия, что удастся отделаться малой кровью, испарилась сразу, как только Анатолий Борисович посмотрел мне в глаза. Да он такой же Анатолий Борисович, как я – казахский поэт!
Могу поспорить на доллар против рупии, что и человеком его можно считать лишь номинально. Точно такой же засланец из чужого мира, только более цивилизованный, если такой эпитет к ним вообще применим. «Пять глаз» на этого господина среагируют правильно, в штатном режиме – более чем уверен. Боюсь даже представить – на кого тогда срабатывают остальные четыре «глаза»?