— Что же вы творите, паршивцы? — обиженным, но вовсе не испуганным голосом проговорил хозяин. — Вы что же беспредельничаете? Меня обижать нельзя, это для здоровья вредно. Я вас где угодно достану… а за Тимошу я вам отдельно заплачу!
— Не бойся, Вазелин, ничего твоему племяннику не сделается! — примирительно ответил бородач. — Полежит немного и оклемается. И тебе мы ничего не сделаем…
— А я и не боюсь! — раздраженно огрызнулся старик. — Я уже давно никого не боюсь! Это вам меня бояться надо! Вы мое имя знаете, значит, знаете, что связываться со мной опасно!
— Не кипятись, Вазелин! Мы же сказали, что хотим с тобой поговорить, а ты сразу в бутылку полез…
— Об чем же это вы говорить хотите?
— Ты два года назад сережки одни принял… простенькие такие… так вот, нам желательно знать, куда ты эти сережки сплавил, и где они сейчас находятся.
— Два года наза-ад! — протянул старик. — Да где ж мне такую давность упомнить? Я же за эти два года столько всякого рыжья принял — мама не горюй!
— А ты постарайся, дядя! — мягко проговорил бородач. — А то, при всем уважении, мы у тебя здесь такое устроим — за месяц не приберешься! И племяннику твоему пару костей переломаем, придется ему на костылях передвигаться… или, может, без переломов обойдемся — прижжем его утюгом…
— Откуда же вы вылезли, такие отморозки? — сокрушенно вздохнул хозяин.
— А это, дядя, не твоего ума дело! Ты лучше вспомни насчет сережек, и мы отсюда уйдем без скандала.
— Да что же за сережки-то?
— Тебе их Толик Хромой принес, он тогда на Николая Николаевича работал. Не припоминаешь?
— Ах, Толик… — старик задумался. — Было дело… а если я вспомню — вы нас с Тимошей оставите в покое?
— Оставим, оставим! — кивнул бородач. — Ты ведь старичок ядовитый, с тобой попусту ссориться ни к чему.
— Ну, хорошо… принес мне Толик те сережки. Очень просил купить — видно, деньги нужны были. А сережки… с виду-то они ничего из себя не представляли — простенькие да скромненькие, золота в них немного, и то белое, так что незнающий человек и за серебро его принять может. Да только у меня глаз наметанный, я всякого на своем веку повидал, сразу признал хорошую работу, еще дореволюционную. А на такие вещи покупатель всегда найдется. В общем, заплатил я этому Толику малую толику денег и отпустил его с миром…
— А сережки?
— А сережки продал одному любителю. Как я и думал, он их как увидел — глаза загорелись, сразу купил, не торгуясь.
— Что за любитель?
— Ну, ребятки… — затянул старик. — Разве ж можно своих покупателей сдавать таким, как вы? Вы же его зароете, а он мне живой нужен! Я ему часто товар сбываю…