— Видишь, — захохотал Педан. — Украдет, еще и хвалится.
— Во рту кусочек дерева, а она стрекочет? — не поверил Гриша.
— А черти ее маму знают, как это у нее получается. Может, она в когтях держит. У нее еще две подружки есть — вот уж бандитки! Бросил я как-то своему Рябку кость, Маргося тотчас же приметила, пурх-пурх, а кость больше ее. Тогда она как? Тотчас же призвала своих союзниц, сама клюет ухо Рябка, он лишь отмахивается да рычит, а две подружки налетели, приноровились с двух сторон к мослу — и айда. Маргося за ними, а Рябко только зубами пощелкал вдогонку.
— Мне бы такую птичечку, — сказал Гриша.
— Могу дать взаймы. Пару раз накорми ее чем-нибудь вкусным, полетит и за тобой.
— Это если понадобится.
— Только свистни — и дело с концом! У меня после тех кур моих с птицами контакты на высоком уровне!
— И после того, как ты Самуся огрел петухом? — засмеялся Гриша.
— Самусь — пройденный этап. Бежал на каменоломню, посвисти ему вслед. А нам с тобой бежать некуда.
— Бежать не будем. Тут главное — как Зиньку Федоровну уговорить.
— Ты же теперь начальство, делай что хочешь.
— Ага, начальство. Ты по лестнице когда-нибудь лазил?
— Такое скажешь — не лазил. А кто же по ней лазил, если не я?
— А ну вспомни, как на верхних ступеньках — куда там прыгнешь?
— Да куда? Никуда. Стой и не шевелись.
— А внизу прыгай во все стороны.
— Внизу так.
— Вот и я, пока на комбайне был, прыгал и подпрыгивал. А теперь стой и не шевелись.
— Смех! — удивился Педан. — А я думал, как начальство, так и мед ложкой.
У Гриши было воспоминание и про мед, и про комбайн, а также про метафору. Но не станешь же здесь кричать на ухо Педану про мед и метафору. Зато можно посидеть некоторое время блаженно улыбаясь под несмолкаемый гул свеклоуборочного агрегата, и пуститься в воспоминания и в детство.
Великое дело — метафора! Это значит: сказать как-нибудь так, лишь бы только не похоже было на то, как говорят нормальные люди. И тогда Винничина называется сахарным Донбассом, сахарная свекла — сладким корнем, кукуруза царицей полей, а наш многотрудный комбайн — степным кораблем. Грише в те (далекие теперь, скажем откровенно) годы комбайн больше напоминал гигантского золотистого шмеля. Ползает по безбрежным полям пшеницы в громком грохоте жужжания, окутанный непробиваемым облаком золотистой пылищи настоящий тебе шмель! Но когда летом Бескаравайный поставил Гришу рядом с собой на комбайновом мостике и хлопец уже изнутри взглянул на это облако, окутывавшее могучую машину, то оказалось оно отнюдь не золотистым, а почти черным и дышать в этом облаке приходилось не воздухом, а какой-то мешаниной пыли и остей, и в горле першило, и глаза слезились, но все равно хотелось петь и кричать на всю степь: «Вот я помощником у самого Бескаравайного!»