А как обедалось после того, как выскочил из этого облака! Краюшка хлеба, кусок сала, два круто сваренных яйца, луковица, бутылка молока — все, что положила в школьный портфелик Гришина мама Сашка, глоталось, будто на соревновании. Если бы присуждали призы за скорость съедания степных обедов, Гриша завоевал бы в тот день наивысший!
И тут прискочил к ним Давидка Самусь, стажировавшийся на водителя грузовой машины, и зашептал Грише на ухо:
— Слыхал? Сегодня в подсолнухах старый Щусь гонит мед.
— Да ну! — встрепенулся Гриша.
— У тебя хлеб найдется? А то у меня нечем мед есть, а дед Щусь обещал.
Мед относился к вещам, которыми не следует пренебрегать даже тогда, когда ты на время каникул стал помощником самого Бескаравайного. Гриша заглянул в свой портфелик, порылся там и не нашел ничего, кроме малосольного огурца. Сам удивился, как этот огурец уцелел от сплошного уничтожения.
— Вот огурец, — показал он Давидке. — Малосольный.
— Все правильно! — обрадовался Давидка. — Огурец — это класс. Подцепишь им мед, как ложкой, а потом облизываешь каждый раз огурец, чтобы не тошнило от сладкого. Только не съедать огурец — и все правильно! Побежали на пасеку?
Гриша несмело взглянул в сторону комбайна, где Бескаравайный занят был масленкой. Покрашенный в оранжевый цвет, комбайн светился, будто огромный апельсин, но, разумеется, апельсин совершенно несъедобный и со свеженьким медом никакого сравнения выдержать не мог.
Пятясь, Гриша медленно отдалялся от комбайна. Давидка шептал ему, чтобы шел скорее, ведь обеденный перерыв уже заканчивается, а там мед, да какой же правильный мед!
— А может, ты сам? — сделал последнюю попытку перебороть искушение Гриша. — Бери огурец и…
Давидка схватил его за руку и силком потянул за собой по высокой стерне.
— Ты глупый, что ли? — воскликнул он. — Отказываться от такого добра!
Они сбежали сначала тихонько, украдкой, потом сорвались на рысь, только позванивала под босыми ногами стерня да покачивался золотом мир перед глазами от моря расцветших подсолнухов, к которым они направлялись.
И тут позади что-то загрохотало. Тихо, потом громче, сначала словно бы раздраженно, гневно, но сразу же успокоилось и загудело ровно и мелодично, как огромный шмель. Бов-бов-бовле-лени!
Гриша оглянулся еще на бегу, приближаясь с каждым шагом к подсолнухам и к обещанному Самусем меду, но уже чувствуя, что произошло что-то такое, от чего все меды на свете для него стали горькими.
Комбайн Бескаравайного, покачиваясь и переваливаясь, медленно вошел в загонку, загудел ровно и удовлетворенно, двинулся вперед, скорее и скорее, засверкал на солнце оранжевыми боками, подернулся еле заметной дымкой и наконец облачком, казавшимся издали золотистым.