— Собираюсь.
— Не надо ехать!
— Просят люди. Завелся там какой-то кляузник, хотят вывести на чистую воду.
— Не езжайте! Не пишите!
— Да почему?
— Ваше «Львиное сердце»! Что о нем!
— Кто?
— Зарубежные! Газеты!
— Не слышал.
— «Зиг-заг»! «Туда и сюда»! «Вдоль и поперек»!
— Пускай себе пишут.
— А критики!
— Какие?
— Слимаченко! Говорит! Или автор сдурел! Или хулиганствует!
— Пускай бы лучше занимался сельским хозяйством этот Слимаченко. Спросить бы у него: где сельскохозяйственная энциклопедия, где энциклопедии механизатора, садовода, полевода, где книга ферм? Вот о чем бы ему…
Весеннецветный, видя, что ничем не испугает автора, прибег к своему последнему аргументу:
— Многие узнали себя!
— В «Львином сердце»?
— В львином же!
— На здоровье! Могу ответить словами Гёте, который удивлялся, когда некоторые люди поднимали шум:
Чего вы всполошились, дураки?!
Про вас
Не написал я ни строки!
Я, может,
Вспоминал про вас
Не раз.
Но писано все это
Не про вас!
(Перевод Б. Заходера)
— И все-таки поедете? — от восклицаний перешел на вопросы Весеннецветный.
— Поеду.
— Там ведь такая землица, такие людоньки, такая пшениченька, такие пчелки! А сало, а паляницы, а колбасы — ведь все вот такое!
— Вот и надо защищать «все вот такое» от еще больших наговоров кляузника. Как говорил еще Козьма Прутков: «В глубине всякой груди есть своя змея».
Весеннецветный решил убить автора эрудицией.
— А вы знаете, что в начале семнадцатого столетия появилось у нас произведение с названием словно бы специально для вас — «Предостережение»?
— Так это же против униатских епископов и против папы римского. А я что — папа римский? Это давнее предостережение не для меня. Если уж завели речь о древности, могу посоветовать вам погрузиться в нее еще глубже. Скажем, в пятнадцатое столетие. К французскому поэту Франсуа Вийону. Прочтите его балладу о том, как следует варить злые языки. Кого интересует, пожалуйста!
В горячем соусе с приправой мышьяка,
В помоях сальных с падалью червивой,
В свинце кипящем, — чтоб наверняка!
В кровях нечистых ведьмы похотливой,
С обмывками вонючих ног потливых,
В слюне ехидны, смертоносных ядах,
В помете птиц, в гнилой воде из кадок,
В янтарной желчи бешеных волков,
Над серным пламенем клокочущего ада
Да сварят языки клеветников!
(Перевод Ф. Мендельсона и И. Эренбурга)
Песенно-приподнятая душа хуторянского классика не выдержала натиска такой грубой поэзии. Весеннецветный побледнел еще больше, так что автору пришлось отпаивать его водой. Чего не сделаешь для самосохранения.
— Поедете? — придя в себя, прохрипел Весеннецветный.
— Поеду.