— Доведут так, что и сам сгоришь.
— Вишь, как я вовремя! Не следовало соглашаться! А уж если избрали, то используй хотя бы свободное время…
— Какое время, где ты тут его нашла?
— Найдешь! Сумеешь найти. Это же не комбайн, который должен косить днем и ночью. Вот пока имеешь время, поступай на заочный, заканчивай институт и беги отсюда, пока цел! Слышишь? Ну, я побежала, меня машина ждет! Да открой окна — дышать нечем!
Дашуньку сменил директор школы, тот самый, который на похоронах старого Щуся выскреб из каких-то давних историй сообщение о том, что у казаков когда-то был полковник по фамилии Самусь. С тех пор веселоярцы смотрят на директора как на человека неуместного, а сегодняшнее его посещение было и вовсе ни к чему. Он не успел и поздороваться как следует с новым председателем сельсовета и сразу же бросился в наступление:
— Товарищ Левенец, кого вы мне привезли?
— А кого я вам привез?
— Ну, этого Пшоня. Где вы его взяли?
— Разве я его где-нибудь брал? Он сам взялся.
— На мою голову! Это ведь не человек, а какое-то стихийное бедствие!
— Может, не только на вашу, но и на мою голову? А откуда взялся — это дело райнаробраза. Он подбирает кадры.
— Кадры! — застонал директор. — Пшонь целое утро мучает меня какой-то справкой на свинью! Ну, скажите мне: какое отношение может иметь директор школы к чьей-нибудь там свинье?
— А я, по-вашему, должен иметь?
— У вас объединяющая власть.
— Что касается власти, тут еще надо разобраться, — спокойно заметил Гриша. — У меня как-то не было времени, чтобы заметить, имею я какую-нибудь власть или нет. Надо мной — да. Надо мной власть имеют все, и безграничную, а я… Что касается Пшоня, то разберемся. Кто-то же его сюда прислал? Не упал же он с неба?
— Если бы в самом деле упал с неба, им бы хоть наука заинтересовалась, — горько улыбнулся директор. — А так — что?
— А так — придется нам, — успокоил его Гриша, может, впервые за этот день почувствовав ответственность своего положения.
Так успокоив директора и проводив его к лестнице, Гриша заглянул в комнату, отведенную для Вновьизбрать, и увидел там своего уважаемого предшественника, который стоял у окна, о чем-то жестами переговариваясь то ли с Обелиском, который стоял здесь же, то ли с оппозицией между клумбами. Про оппозицию Грише стрельнуло в голову, когда заметил босые ноги посыльного. До сих пор он как-то не обращал на это внимание, а теперь вот невольно обратил. Все же должностное лицо, в государственном учреждении, а такая, можно сказать, несолидность. А может, это он в знак солидарности с босой оппозицией?