Дверь вела в коридор, но не в тот, по которому больные шли в приемную, а, так скажем, служебный — им пользовались те, кто поднимался не на лифте, а по лестнице — врачи и сотрудники офиса.
Олег прошелся по коридору, спустился по винтовой лестнице, выходившей прямо на улицу, и снова поднялся в кабинет. Этим путем сюда мог прийти кто угодно и когда угодно — если только дверь в кабинет оставалась открытой. Впрочем, чтобы открыть замок при необходимости, не надо быть специалистом высокой квалификации.
Ричард Фелпс оставался верен себе — меры безопасности в его клинике были, можно сказать, нулевые. Хотя, с другой стороны, — а кого и чего бояться знаменитому профессору?
Основные его противники были, как понимал Олег, отнюдь не среди знаменитых лос‑анджелесских гангстеров, а в совсем других сферах — в сенате, скажем, или в конгрессе.
А с ними нужны совсем иные меры безопасности.
Олег позвонил в группу — смуглому курчавому пареньку по имени Лайон, новому помощнику. Назначил совещание на сегодня в пять.
Увы, малой кровью и формальным отчетом здесь дело не обойдется.
Придется поработать.
Вон Хопкинс звонит по мобильному и наверняка затребует срочный отчет.
* * *
Олег так привык к Хопкинсу, что иногда ему самому казалось, что он знал его всегда. Между тем трудно было найти двух людей со столь несхожим жизненным опытом, привычками, взглядами. Можно сколько угодно говорить о том, что противоположности сходятся. Говорить можно вообще что угодно и о чем угодно — всегда найдутся люди, которые вашу точку зрения примут. Точно так же можно ручаться, что найдутся и другие, которые с ней категорически не согласятся. Впрочем, о дружбе Олега и Хопкинса знали немногие — не то чтобы они свои отношения скрывали, они их просто не афишировали, и в этом стремлении вносить в свои жизни как можно меньше гласности и публичности они были совершенно едины.
А началась эта странная дружба лет за десять до описываемых событий, в осенней Москве 1997 года. Страна с трудом начинала приходить в себя после передела и кровавых разборок начала девяностых. Новые реалии уже приживались, хотя и с трудом. Новоиспеченные олигархи и просто разбогатевшие люди начинали привыкать к своему богатству и осознавать свою новую социальную роль. Передел власти в столице был в основном завершен, но то тут, то там еще вспыхивали огни раздора. Конфликты решались — чаще всего еще кроваво и жестоко, но решались.
Криминальные разборки, стрелки и терки перестали быть ежедневными. Одним словом, жизнь понемногу входила в нормальную колею. Завершался этап первоначального накопления и все ужасы, с ним связанные.