– Товарищ водитель! – услышал я сбоку.
Я медленно, очень медленно повернул голову.
Передо мной стоял загорелый милиционер. Сержант. За ним виднелся мотоцикл с коляской. И я даже не услышал, как он подъехал!
– Вы что, не видели знака?
– Какого знака? – растерянно спросил я.
Он мотнул головой назад:
– Какого, какого, – он мягко, по-местному произносил "г", как "х". – Стоянка здесь запрещена. Ваши документы.
* * *
Я, не выдержав, нетерпеливо забарабанил кулаком по стеклу будки. На нем чернели буквы: "Междугородный телефон. Москва".
– Ты что, ночевать там собрался, кретин? – заорал я.
Последняя разборка с гаишником меня окончательно доконала. И хотя все обошлось, – десять баксов, которые он с жадностью заглотил, не в счет, – но нервы мои были на пределе.
Из будки поспешно вывалился распаренный лысый толстяк в широченных "бермудах" и чернильного цвета майке с белым клювастым пингвином. Он и сам был похож на измученного жарой жирного пингвина, загорелого до черноты.
– Вы не имеете права на меня орать, у меня очень важный разговор с домом, – забормотал было пингвин.
– Заткнись! – рявкнул я. – Пошел вон!
Я шагнул в раскаленную духоту телефонной будки, откуда только что выскочил толстяк. Будки выстроились рядком на краю сквера. Возле них толпились измученные жарой курортники, обмахивались газетками и платками. Из будок глухо доносилась невнятная разноголосица. Я высыпал на полку горсть жетонов. Набрал номер. Плотнее прикрыл дверь.
– Вас слушают, – раздался в трубке осторожный вежливый голос. Если не ошибаюсь, он принадлежал этому аккуратному блондинчику, Жене.
– Господина Мельникова, пожалуйста. Я звоню по поводу офисной мебели.
– Сейчас соединю, – быстро ответил Женя.
У нас с Антоном существовала раз и навсегда оговоренная и отработанная система условных фраз, с помощью которых я ему по прибытии на место звонил и докладывал о выполнении очередного задания. Из пункта доставки машины. Нехитрая система, но даже если нас прослушивают, эти слова потом не смогут считаться доказательством: ничего конкретного мы не говорили и никаких имен не упоминали. Правда, до сих пор мне ни разу не приходилось рассказывать Антону о подобном обороте дел. Но условные фразы для такого исключительного случая у нас тоже имелись.
В трубке пошуршало. Потом я услышал знакомый голос Антона:
– Да?
– К сожалению, мы не сможем доставить вам последнюю партию мебели, – сказал я. – Счета нашего зарубежного партнера заморожены на неопределенное время.
Это означало, что машину я не отдал, а "замороженные на неопределенное время счета" – то, что Балабуху арестовали.