Русы слышали взволнованный, повелительный голос булшицы, а потом Синай повторил их по-славянски. Молодой толмач держался как мог скромно, даже сутулился больше обычного, будто стараясь показать: я – не человек, я – лишь голос настоящих людей. И тем не менее последние слова прозвучали как гром небесный, как бронзовая кампана, подающая знак к битве.
Война с Романом! Война с могущественной Василеей Ромеон! С той, с которой молодой русский князь уже год пытался завязать дружбу. Но все эти попытки окончились здесь, под скалой-великаном, в полосе прибоя, что омывала белой пеной копыта хазарского коня.
– Для нас это дело привычное, – спокойно ответил Хельги. – Мой родной дядя, старший брат отца, князь Олег, в честь кого я получил имя, уже ходил в поход на Константинополь и принудил греков уплатить ему дань. Надеюсь, в этих краях я показал себя достойным его родичем, и мои люди не побоятся пойти дорогой своих предков. Правда?
Он обернулся к своей лодье. И десятки рук разом взметнулись к небесам, будто предлагая союз самим богам, десятки голосов закричали разом, подавая знак далекому городу на другом краю этого моря: «Идем на вас!»
Когда смолкли отголоски эха между скал, Песах снова тронул коня и двинулся вперед. Телохранители молча последовали за ним. Отряд в сверкающей броне заходил все глубже в волны, и брызги сверкали звездами, падая на конские крупы.
Песах приблизился к носу лодьи почти вплотную. Хельги встал на борт, держась за штевень, потом сел, свесив ноги наружу, как всадник деревянного морского коня. Почти повиснув над волнами, протянул руку навстречу смуглой обветренной руке Песаха. Ладонь с мозолями от конских поводий сомкнулась с ладонью, загрубевшей от корабельного весла. Песах сказал что-то.
– Пусть будет путь наш светел! – перевел Синай.
Даже эта древняя, очень древняя земля, пережившая множество народов, царей и богов, подобное рукопожатие видела впервые.
* * *
В Киев вести о дружине Хельги прибыли только осенью, уже после дожиночных пиров. Привез их Асмунд: он приехал со своей ближней дружиной и своей частью добычи, а также подарками от Хельги и его жены Фастрид для Ингвара, княгини и приближенных. Княжескую долю он тоже привез: люди Песаха проводили его через степь до порогов Днепра, а дальше было некого опасаться.
Весь Киев сбежался к Почайне смотреть, как дружина высаживается. Отроки, сильно загорелые, в хазарских кафтанах и шапках, с хазарскими поясами, принесли на себе дыхание дальних краев и казались совсем не теми людьми, что ушли от этой же пристани каких-то пять месяцев назад.