Я уеду с акробатами, далеко, за холмы, туда, где замки и города, которые даже больше этого леса. И однажды я снова вернусь сюда, на ярмарку. На мне будет красная с золотом одежда, и Уильям меня не узнает, а я ни разу не заговорю с ним. Я буду ходить по пружинящему шесту, а когда те двое, что держат его на плечах, будут подбрасывать шест вверх, я стану делать сальто и снова приземляться на шест, и пальцы у меня будут раздвинуты, как лепестки цветка. Все будут мне хлопать, особенно Уильям, а потом я с ним заговорю, и только тогда он поймёт, что это я.
Я разбогатею. Отец попросит меня остаться ночевать в нашем доме и предложит самые вкусные кусочки, а Уильяму велит спать у двери. Но я к ним не пойду. Я буду пировать в Поместье. А отец с Уильямом останутся ждать снаружи, под дождём. Если они будут со мной милыми, я пришлю им немножко объедков с застолья, но только если они и вправду будут милыми. Иначе — нет.
— А ну слезай, Лужа!
Я вздрогнула от внезапного окрика, сорвалась с ветки, вцепилась в неё и снова подтянулась. Колени, ободранные о грубую кору, жгло огнём. Больно. И всё из-за этого дурацкого крика. Я из-за него сорвалась. Ненавижу.
— Вот оставлю тебя тут одну в темноте, и Оулмэн тебя заберёт! — орал Уильям.
— Нет, подожди, Уильям, я иду. Не уходи.
Я оглянулась, выбирая самый короткий путь вниз. Я не могла вспомнить, как забралась.
— Я уже ухожу!
Я глянула вниз — он пошёл прочь от дерева.
— Нет, подожди, подожди. Глянь, с моря опять идёт туман. Мне отсюда видно. Смотри, Уильям!
На поля наступал густой туман, клубился, скользил по земле, поднимался вверх.
— Лучше бы это не оказалось очередной твоей выдумкой. — Уильям полез на дерево и быстро добрался до ветки прямо подо мной. Он хорошо умел лазить.
— Нет, смотри туда.
К деревне плыла огромная стена тумана. Уильям понюхал воздух и хлопнул меня по голове. Мне пришлось крепко схватиться за ветку обеими руками, чтобы не упасть.
— За что?
— Ты не поймёшь, даже когда у тебя задница загорится. Это не туман. Это дым, дуреха.
— А что горит?
— Думаю, дом женщин, — пожал плечами Уильям.
— И женщины тоже там горят?
— Летиция говорит, они ушли. — Уильям выпрямился, чтобы видеть получше. — Она сказала, отец Ульфрид ходил туда, а там ни души не осталось. Похоже, они все ночью исчезли.
Девушка, которую собирались сжечь, тоже исчезла. Дверь тюрьмы оставалась запертой, но в крыше оказалась большая дыра. Отец Ульфрид сказал, что ночью прилетел Оулмэн и разодрал крышу когтями. Он вырвал клювом сердце из её груди, и сожрал прямо перед ней, пока оно ещё билось. А потом унёс её душу в ад, чтобы сатана обманул её, и она не раскаялась в огне. Отец Ульфрид сказал, сатана её там ждёт, такая она была злая грешница. А я совсем не верю, что она злая. Мне жаль, что они ушли. Настоятельница Марта не рассердилась, когда я дала ей волосы и перо. Она долго держала их в руках и смотрела на них, а потом сказала, словно вспоминая что-то: