– Бранил вас! За что?
– Он был абсолютно убежден, что я его мать. Что я отказалась от него при рождении и поэтому виновна в жутком детстве, выпавшем на его долю. Он обзывал меня последними словами…
Выдержав паузу, она взяла себя в руки и смогла продолжить. Они дали ей возможность выговориться. По ее щекам беззвучно потекли слезы.
– Он рассказал о Юлии и Кристофере. О том, как он издевался над ними и потом убил. Он хвастался, называя свои действия искусством. Презирал их за страх.
– Он как-нибудь объяснил почему? – Йеппе откашлялся, словно избавляясь от остатков комка в горле. – То есть, почему он их убил?
– Нет. Я должна была умереть, потому что ему надо было мне отомстить. Потому что я его мать и уклонилась от своего долга. Но он не сказал, почему Юлия и Кристофер… – Из ее горла вырвался какой-то умоляющий стон, похожий на визг щенка-попрошайки. Она попыталась прокашляться. – Но он упомянул Эрика.
– Эрика Кинго?
– Да, он говорил об их общей миссии, что-то в этом роде. Я так и не поняла. Он ведь был ассистентом Эрика, но этот проект, тут была какая-то связь с… с убитыми. Что-то со мной. Он собирался распороть мое тело; сказал, что я стану его последним произведением искусства. Его шедевром.
Двери распахнулись, в палату вошла медсестра. Она была юной, круглощекой, светлая коса струилась по спине, ее здоровье и простая естественность выглядели почти гротескно рядом с троицей, сгруппировавшейся вокруг койки. Она откинула с постели Эстер одеяло.
– Ну, теперь нам нужно подготовить вас для сканирования, так что давайте попрощаемся с гостями.
– Пожалуйста, дайте нам еще две минуты!
Медсестра поколебалась, взглянула на часы.
– Только две!
Вернув одеяло на место, она кивнула и вышла из палаты.
– Почему он вас не убил? Как вам удалось выкрутиться?
– Я сказала ему, что я не его мать.
– Но как это все…?
– В тысяча девятьсот шестьдесят пятом году я родила ребенка, которого усыновила другая семья. А ему ведь максимум тридцать с небольшим, то есть он родился в начале восьмидесятых. Я никак не могу быть его матерью. Сначала он мне не поверил. Бил меня, обзывал лживой шлюхой и так далее. Потом я рассказала ему, что мне было всего семнадцать лет, когда я родила. Попросила его посчитать. Ведь поэтому я и не могла оставить ребенка. Это только еще сильнее его разозлило, он плевал на меня, пинал ногами снова и снова. Сел на меня верхом и приставил нож мне к глазу. – Она неосознанно прикоснулась к коже под левым глазом.
– И как вам удалось его убедить?
– Я раз за разом повторяла ему дату, дату родов. Восемнадцатого марта тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Эта дата выгравирована на медальоне, который я всегда ношу на шее. – Она подняла руку к ключице, чтобы показать им медальон, но наткнулась на бинты. – Он посмотрел на медальон, и постепенно до него начало доходить. Что я не могу быть его матерью. Что его кто-то обманул. Он прекратил избивать меня, а потом…