— Эти шары, с бабочками внутри, мама купила, когда мне было пять. Видишь, они там крутятся, если стукнуть по шару? А эти еще от бабушки остались, вроде бы настоящие, немецкие. А у этого зайца я откусил морковку. Она выглядела, как настоящая, и я решил попробовать.
Гирлянд с лампочками не было, да Илья их и не любил, только в глазах мельтешат. Зато была мишура и разноцветные гирлянды из бумаги. И еще Дед Мороз и Снегурочка, вырезанные из пенопласта.
— Видишь, тут дырка? — он перевернул фигурку. — Мама прятала туда конфеты, а я думал, что они появляются там по волшебству, от Деда Мороза.
Если поначалу Илья опасался, что Кира снова расстроится от воспоминаний о своем не очень удачном детстве, то потом убедился, что этого не произошло. Наоборот, она жадно слушала, с интересом рассматривала игрушки и помогала, аккуратно вдевая в «ушки» ниточки.
— А что у нас с ужином? Нужно готовить? — поинтересовался Илья, когда они закончили наряжать елку.
— Нет, мы же взяли на вечер, чтобы только разогреть, — напомнила Кира. — Но я могу быстро приготовить…
— Нет, не надо. Не хочу, чтобы ты тратила на это время. Потому что сейчас мы идем в баню.
— Ой, а, может, я не пойду? — трусливо спросила Кира. — Я как-то… не знаю, что там делать. И… веника боюсь!
— Пойдешь, — довольно пообещал Илья. — И веником получишь. И меня попаришь, я научу. Это не больно, глупая. А не пойдешь сама — устрою сессию, разложу там на лавке, надергаю прутьев из того же веника… И тогда будет больно.
Он шутил, и Кира поняла, что это шутка. Засмеялась, положила руки ему на талию, привстала на цыпочки и потянулась за поцелуем. И Илья, привыкший сам проявлять инициативу, не рассердился и не разочаровал — поцеловал, прикусывая губу, а потом развернул Киру к двери и легонько шлепнул по попе.
— В баню, живо!
— Да, мой господин, — хихикнула Кира и побежала одеваться.
Обычно Кира долго приходила в себя после общения с матерью. Вначале она заставляла себя быть терпеливой, потом погружалась в какое-то ватное оцепенение. Плакала исключительно наедине с собой, и уже после наваливалась тоска, когда хоть волком вой, ничего не помогает. Выбиралась из этого состояния сама, заставляла себя учиться или бродила по старым московским переулкам, а до переезда — по питерским.
На этот раз все было иначе. Сессия в поезде словно перевернула что-то внутри, очистила, обновила. Илья даже не представлял себе, насколько близка она была к тому, чтобы пойти на попятный. Кире казалось, она умрет от стыда, порой даже дыхание перехватывало, но переступая через стыд, справляясь с очередным испытанием, она ощущала что-то необыкновенное. Восторг, легкость, воздушность. Ее чувства обострились, и происходящее заставило ее испытать ни с чем не сравнимое удовольствие.